– Ничего особенного, разве не видишь?
– Вероятно, ты права, в грубом техническом смысле, – сказала Адель. – Но я не верю, что Аннетта продержится дольше, – она просто устанет сопротивляться. А ты, тебе было двенадцать, когда ты увидела его впервые. Я помню, как загорелись твои свинячьи глазки.
– Никакие они не свинячьи. И ничего они не загорелись.
– Он тебе подходит, – сказала Адель. – Правда, он не похож ни на что из жизни Марии Стюарт, зато ты будешь тыкать им в нос всем знакомым.
– Он даже не смотрит на меня, – сказала Люсиль. – Считает меня ребенком. Он понятия не имеет, что я здесь сижу.
– Спорим, имеет. Загляни-ка туда. – Адель махнула рукой в направлении закрытой двери гостиной. – А потом мне расскажешь. Только ты струсишь.
– Я же не могу войти просто так!
– Почему? Если они сидят и мирно беседуют, им-то что за дело. Если нет – еще лучше!
– А почему бы тебе самой туда не войти?
Адель воззрилась на нее, как на дурочку:
– У тебя лучше получится изобразить невинность.
С этим Люсиль была согласна, к тому же ей бросили вызов. Адель смотрела, как она идет к двери, бесшумно ступая по ковру атласными туфельками. Перед ее мысленным взором возникло странное тонкое лицо Камиля. Если ему не суждено принести нам погибель, думала она, я разобью свой хрустальный шар и займусь вязанием.
Камиль был пунктуален, пришел в два, как и было велено. Сразу переходя в наступление, она спросила, неужели ему больше нечем занять свои вечера? Он не счел нужным ответить, но понял, куда дует ветер.
Аннетта решила предстать перед ним в амплуа, которую ее друзья именовали «восхитительная женщина». Это означало, что она будет порхать по комнате, очаровательно улыбаясь.
– Итак, – промолвила она, – по правилам вы играть не желаете. Рассказываете про нас всем и каждому.
– Было бы что рассказывать, – заметил Камиль, взъерошив волосы.
– Клод скоро обо всем узнает.
– Если будет о чем узнавать. – Он задумчиво разглядывал потолок. – Как поживает Клод?
– Злится, – рассеянно ответила Аннетта. – Трясется от злости. Он вложил много денег в аферу с водой братьев Перье, а граф Мирабо написал против них памфлет и обрушил акции.
– Он думал об общественном благе. Я восхищаюсь Мирабо.
– Не сомневаюсь. Обанкротить человека, ославить его… ах, зачем вы меня отвлекаете, Камиль.
– Я думал, вам нравится, когда вас отвлекают, – сказал он серьезно.
Она держалась от него на безопасном расстоянии, для верности следя, чтобы между ним оставался столик.
– Это должно прекратиться, – заявила она. – Вам больше нельзя сюда приходить. Люди болтают, строят догадки. Господь свидетель, я устала. Что заставляет вас думать, будто я пожертвую счастливым браком ради тайной интрижки?