В восемь утра за ней пришел надзиратель. Преклонив колени на при-дье[5], она тихо читала отходные молитвы. Ее коленопреклоненные слуги смотрели, как она прошла в залу, вся в черном, с распятием слоновой кости в ладонях такого же цвета.
Триста человек собрались, чтобы увидеть, как она умирает. Она неожиданно для них появилась из боковой дверцы, и лицо ее было невозмутимо. Эшафот затянули черной тканью. Для нее оставили черную подушечку, преклонить колени. Но когда ее служанки выступили вперед и стянули с ее плеч черный плащ, оказалось, что под ним королева вся в красном. Она облачилась в цвет крови».
Люсиль отложила перо и задумалась о синонимах. Багряный. Алый. Карминный. Пурпурный. На ум приходили расхожие фразы: красной нитью, красная строка, красная цена.
Она снова взялась за перо.
«О чем она думала, когда преклонила голову на плаху? Пока ждала, что палач размахнется для удара? Мгновения шли, но ей они казались годами.
Первый удар снес затылок. Второй едва не отсек голову, залив эшафот королевской кровью. От третьего удара голова отлетела в сторону. Палач поднял ее и показал собравшимся. Было видно, что губы шевелятся, и так продолжалось еще четверть часа.
Хотя интересно, неужели кто-то стоял над окровавленными останками с карманными часами».
Вошла Адель, ее сестра.
– Пишешь дневник? А мне почитать можно?
– А можно и не читать.
– Ах, Люсиль, – рассмеялась сестра.
Адель упала в кресло. Не без труда Люсиль вернулась мыслями в настоящее и остановила взгляд на лице сестры. Она теряет красоту, подумала Люсиль. Будь я замужней женщиной, пусть ненадолго, уж я бы не стала проводить вечера в родительском доме.
– Мне одиноко и тоскливо, – сказала Адель. – В свет выходить еще рано, а к тому же эти отвратительные черные платья.
– Здесь скучно, – сказала Люсиль.
– Здесь всегда так, разве нет?
– Только сейчас Клод стал реже бывать дома. Поэтому Аннетта чаще видится со своим другом.
Между собой сестры непочтительно именовали родителей по именам.
– Как он поживает? – спросила Адель. – Все еще учит с тобой латынь?
– Я больше не учу латынь.
– Какая жалость. Больше нет предлога сидеть рядышком.
– Я ненавижу тебя, Адель.
– Неудивительно, – добродушно отозвалась сестра. – Только подумай, я уже взрослая. Подумай о деньгах, которые оставил мне мой бедный муж. О тех вещах, которые я знаю, а ты еще нет. Подумай, сколько удовольствий меня ждет, когда я сниму траур. Подумай, сколько на свете мужчин! Но нет, ты думаешь только об одном.
– Ничего я о нем не думаю, – сказала Люсиль.
– Подозревает ли Клод, что творится между ним и Аннеттой, между ним и тобой?