Пардейро снова смотрит на часы:
– Твоя минута истекла, Владимир.
– Так точно, господин лейтенант, – от кивка начинает раскачиваться кисточка на легионерской пилотке. – И простите за откровенность.
– Не за что тебя прощать.
Оба всматриваются теперь в позиции противника. Красные прекратили огонь и даже минометный обстрел. Дурной знак.
– Ты сильно ненавидишь коммунистов, Владимир? Судя по твоей биографии, тебе есть за что.
Русский улыбается:
– Моя минута истекла, господин лейтенант.
– Твоя истекла. А теперь пошла моя.
Сержант, не сводя глаз с неприятеля, наклоняет голову, обдумывает ответ.
– Пока был там, в России, ненавидел… – говорит он наконец. – Сейчас все по-другому. Я дерусь не с людьми, а с делами.
Пардейро, прекрасно понимая его, кивает.
– Очень немногие у нас сражаются за какую-то четкую политическую идею. Большая часть – не за одну идею, а против другой.
– Вот и со мной так… Хотя… разве ненависть к их идеям – это не идеология, а?
– Возможно.
Воцаряется молчание. Звенят назойливые мухи, но ни тот ни другой не шевелится, не отгоняет их.
– Разрешите спросить, господин лейтенант… Что же вас-то привело сюда?
– Не мог больше смотреть, как рвут Испанию на куски, – не задумываясь отвечает тот. – Сыт по горло. И ничего больше.
– Как и большинство наших добровольцев, да?
– За исключением фалангистов и рекете.
– Ну это само собой… Конечно.
– У нас с ними есть кое-что общее: и они, и мы считаем, что красные – это сброд, который подлежит истреблению. В этом мы сходимся. И спорить тут не о чем. И жалеть о результатах я не стану.
– Разве что нас разобьют. Вот жалость-то будет.
– Верно говоришь, и в этом – наше преимущество. Мы же не собираемся переустраивать мир на иных началах, мы всего лишь хотим вымести красную сволочь… А уж потом, когда победим, увидим, кто нас разочарует, а кто нет.
Пардейро говорит, а сам наблюдает за красными, которые меж тем подобрались еще чуть ближе. Двигаются осторожно, перебегая от оливы к оливе и прячась за стволами. Ясно, что усвоили урок, преподанный теми, кто ходил в последнюю атаку и навсегда остался лежать между деревьев и у первой каменной ограды.
– Как считаете, господин лейтенант, сумеем еще раз их отбить?
Лейтенант искоса смотрит на него, напрасно ища тревогу на невозмутимом лице сержанта. Ничего, кроме профессионального интереса.
– Считаю, отобьем. Мы ведь – Легион, не так ли?
Русский смеется сквозь зубы:
– Так. Пока еще так.
– Ну вот. И, кроме того, у нас еще пятеро парней из Фаланги.
Сержант поднимает руку, растопырив четыре пальца:
– Четверо, господин лейтенант… Забыл доложить: этому коротенькому, бритоголовому пуля попала в шею, когда он перезаряжал «гочкис».