– Да, – медленно кивает сержант. – Ведь и сейчас еще не бреетесь. И кое-кто из старых крокодилов в нашей роте думал тогда, что очень скоро вы «бросите курить», как у нас говорят. Сами знаете, что это значит.
– Да уж знаю. «Младший лейтенант – на время, труп…» и так далее. Или еще: «Первое жалованье – на обмундирование, второе – на погребение»… Ни прошлого, ни будущего… Уж как водится.
– Вот именно. Однако ж вот какое дело… Когда в Синке мы остались без офицеров и унтеров и вы сказали: «Слушай мою команду!», рота вас зауважала. Ну и я тоже.
Пардейро лестно слышать это, однако теперь он уже знает, как принимать похвалу. Каков должен быть его отклик – вернее, какого отклика от него ждут. И потому он озабоченно смотрит на часы, делая вид, что мысли его заняты другим.
– Ну, закругляйся.
– Закругляюсь, господин лейтенант. Еще хотел только сказать, что… ну, это… Что красные назначают командирами тех, кто политически подкован, или самых бойких и шустрых, или самое зверье, пусть даже они читать-писать не умеют.
– Хочешь сказать, в этом наше преимущество?
– Точно так. Наше преимущество в том, что у нас воюют такие люди. Молодые, образованные. Даровитые. У красных мужества в избытке, спору нет, но ведь на войне одного этого мало.
– И?
– А вот вы… Ну, в общем… У вас есть все, что должно быть у солдата, а вдобавок есть еще и талант. Два дня в городке, потом отступили, теперь вот здесь… Вот это я и хочу сказать, господин лейтенант… Что рота считает – вы хорошо себя показали.
Пардейро, делая вид, что пропустил его слова мимо ушей, смотрит по сторонам. В траншее и в стрелковых ячейках – «волчьих ямах» – едва заметны его солдаты, которые ждут врага, выставив над брустверами винтовки, разложив гранаты и запасные обоймы – их раздает Тонэт в легионерской пилотке, челноком снующий вдоль линии. Солдаты сохраняют спокойствие и дисциплину, несмотря на голод, жажду, зной, а иные, вопреки тому, что уже свалилось на них и что еще свалится, – даже способность шутить. И дело, во имя которого они сражаются, уже почти не имеет значения, но сражаются они умело, хладнокровно и расчетливо, не испытывая или, по крайней мере, не обнаруживая страха, что в данном случае одно и то же. Когда я был в училище в Авиле, мне бы и во сне не приснилось, думает Пардейро, что буду командовать бойцами такого класса. С таким послужным списком, как, например, у сержанта Владимира Корчагина.
– А зачем ты мне это рассказываешь сейчас?
Тот пожимает плечами:
– Честно говоря, сам не знаю. Захотелось… – Вздернув голову, он подбородком показывает в сторону оливковой рощи. – А может, потому, что эти сейчас опять полезут… Или потому, что вы трое суток справляетесь тут один, сами себе начальство.