– Чего ж не понять…
– Раз так, лучше нам разойтись миром… Каждый пойдет своей дорогой и забудет про нашу встречу… Годится?
На этот раз пауза – еще дольше.
– А в спину не стрельнете? – наконец спрашивает красный.
– Это я вас спрашиваю.
– Да с нами-то хлопот не будет… Клянусь, что нет.
– Ну, тогда не о чем и говорить. Давайте валите отсюда.
– Точно не станете стрелять?
– Точно. Как бог свят.
– Ну ладно… Только вот еще что, фашистюга…
– Что, краснопузый?
– Табачком не богат, случайно? У нас – ни крошки.
– Малость есть. – Ореоль нащупывает в кармане кисет. – Возьмите каждый по самокрутке, только сразу огня не высекайте, дайте нам отойти подальше.
– Спасибо.
– Да есть за что. Табачок хороший, с Канар.
– Слышь…
– Чего тебе?
– У тебя правда каталанский выговор или мне почудилось?
– Мы и есть каталонцы.
– Врешь!
– Ей-богу.
Протягивая сигареты, Лес-Форкес чувствует прикосновение его пальцев. Шершавых и огрубелых. Пальцев крестьянина.
– Слышь, фашист…
– Ну какого… тебе еще надо?
– У нас бумажки для самокруток есть, а у вас, говорят, с этим туговато.
– Верно говорят. Ну давай.
Капрал принимает книжечку. Потом нагибается за винтовкой; выпрямившись, вешает ее ремень на плечо.
– А теперь всяк сверчок – на свой шесток. Завтра начнем убивать друг друга, как Господь заповедал.
С востока, вниз по реке, летят один за другим два самолета. Первый – это биплан: кажется, ему приходится туго – он идет на небольшой высоте и постоянно меняет курс, резко дергается то в одну, то в другую сторону, пытаясь оторваться от преследователя, но тот висит у него на хвосте и поливает из пулеметов.
– Сзади – наш, – говорит лейтенант Харпо. – «Курносый».
Пато Монсон, заслонясь ладонью от солнца, следит за маневрами самолетов в чистой синеве утреннего неба. Перипетии воздушного боя приковали к месту нескольких связисток, которые тащат в штаб катушки с проводами и чешские аккумуляторы Т-30, недавно доставленные с того берега. Пато, Валенсианку и еще двух девушек отрядили за ними. А лейтенант пошел со своими подчиненными, чтобы убедиться – получено именно то, что надо, потому что оборудование, присланное вчера, оказалось негодным.
– Смотрите-смотрите, как наш его шарашит… А фашист – из тех, кого называют «ангелочки», и, кажется, его песенка спета.
Да, это так. Оба самолета теперь совсем близко – так, что слышен отрывистый пулеметный стук. Внезапно биплан задирает нос и стремительно уходит вверх, открывая взгляду косые – черные на белом – кресты на крыльях. Темное облачко, вырвавшееся, будто взрыв, из-под капота вместе с краткой вспышкой пламени, превращается в тонкий шлейф дыма, тянущийся за самолетом, который по крутой дуге карабкается в небо.