.
– Я вот все спрашиваю себя, – говорит Орос, когда лейтенант отходит. – Неужто это правда насчет ушей – или брехня?
Про Саральона рассказывают, что будто бы он, когда чистили тылы, носил с собой стеклянную банку, где в спирту, как персики в сиропе, плавали отрезанные уши убитых республиканцев.
– Он никогда не вспоминает те времена, – говорит капрал.
– Те времена недалеко, – вмешивается Хесус Тресако. – Вы хоть раз за все это время видели, чтобы он оставил в живых пленного в звании от сержанта и выше? Видели, я спрашиваю?
– Я не видел.
– И я.
– И мне не приходилось.
Тресако чуть понижает голос. Этот долговязый бледный парень в очках, который до войны был чиновником в муниципалитете, – единственный во взводе доброволец. Он записался в Фалангу, не дожидаясь призыва, потому что в своем городке считался леваком и опасался, что однажды на рассвете его вытащат из дому, как было уже со многими. Вдобавок за то, что он пошел добровольцем, мать его получает три песеты в день.
– А помните того красного, что хотел сдаться в плен на Отурии?
– Сержант каталонских горных егерей?
– Того самого.
– Помню, конечно. Бедняга вылез из траншеи с поднятыми руками, а Саральон, как только разглядел, что на груди у него вышита звездочка и сержантская шпала, застрелил его наповал. А ведь нам таких и выше чином приказывали брать живыми, чтобы можно было допросить.
– Ну ему сильно влетело за это от командира батальона, – говорит Орос, показывая на Паньо. – Вот он своими ушами слышал.
– Слышал, – кивает тот. – У майора Бистуэ так вздулись жилы на шее, что я думал – лопнут… «У нас без разбору не расстреливают, Гильен, – орал он. – Мы, черт побери, не анархистская шваль! Здесь сперва разбираются!»
– А лейтенанту это все вдоль подола, как говорится.
Повисает неловкое молчание. Весь взвод, как, впрочем, и весь личный состав бандеры, носит на левом плече или на пилотке остроугольный шеврон – знак различия фалангистов, воюющих на передовой, от приспособленцев, которые носят синие рубашки в тылу, от сомнительных личностей, которые в видах самооправдания хватают, убивают, насилуют женщин, а порой пускаются в аферы или в политику, рискуя при этом разве что поперхнуться хересом «Дядюшка Пепе». Впрочем, что касается лейтенанта Саральона, хотя о нем и говорят вполголоса, что он, несмотря на свои розовые щечки, был и есть сукин сын, следует все же учитывать нюансы. По крайней мере, воюет он здорово. Непонятно только, почему иногда рассуждает как красный. Испания не может быть служанкой Европы, никаких загородных клубов и охотничьих угодий для барчуков. Испания должна быть республикой, потому что короли – это мусор истории, но для этого нужна настоящая социалистическая революция и тому подобное. Всем кажется, что у него полная каша в голове, а потому, когда он садится на этого конька, солдаты предпочитают отмалчиваться.