– Вот интересно, а как же я снимать буду? – спрашивает Чим.
Майор, теряя терпение, пожимает плечами, фотограф настаивает. Наконец приходят к согласию: Чим будет сопровождать передовую 2-ю роту, а Вивиан и Табб – Манси.
– Но я снимаю с себя всякую ответственность! – говорит О’Даффи.
И с этими словами прощается. Три журналиста долго смотрят вслед его высокой тонкой фигуре. Все, кто видит майора, приветствуют его.
– Уважают, – замечает Вивиан.
– В интербригадах всегда выше ценят храбрость, чем умение речи произносить. И конечно, когда командир живет и жить дает другим. Ларри снисходителен ко всему, что относится к внутренним делам его батальона. Зря не придирается… А под огнем проявляет такое редкостное хладнокровие, что снискал себе репутацию храбреца. Еще до того, как принял батальон, гнал своих солдат в бой со страшной бранью и оскорблениями, воодушевлял их в классическом ирландском стиле, то есть пинками. И все, кому от него досталось, как один твердили о нем: «Крутой вояка».
Чим, готовя свои камеры, кивает:
– А это значит, что быть рядом с ним в бою – очень опасно, потому что пули и осколки летят к нему, как мухи на мед. Или – на дерьмо.
– А теперь он в атаку не пойдет? – спрашивает Вивиан.
– Да вряд ли. Командир сидит на своем КП, координирует действия.
– А кто командует теми, с которыми ты пойдешь?
Фотограф рассеянно озирает склон высоты:
– Понятия не имею.
Чим зовет водителя Педро, который останется во втором эшелоне, отдает ему все ненужное, распихивает по карманам шесть катушек с фотопленкой. На шее у него висят две «лейки».
– На месте разберемся.
Потом посылает Таббу скупую и мимолетную улыбку, освещающую его боксерское лицо, подмигивает Вивиан, чешет в курчавом затылке, соображая, не забыл ли чего, и наконец уходит вслед за 2-й ротой.
Американка смотрит по сторонам. Уже отданы приказы, и по сосняку раскатился лязг затворов, досылающих пули. Бойцы начинают медленно двигаться к высоте, по гребню которой продолжают бить пушки. Идут сторожко, вглядываясь в склон впереди, стараясь крепко запечатлеть в памяти весь его рельеф, каждую складку и лощину – и те, которые заняты противником, и те, которые могут послужить укрытием и защитой, когда придется среди них драться и погибать.
– Пойдем поищем Манси, – говорит Табб.
Сверху доносятся отрывистые и глуховатые залпы, и Вивиан невольно задумывается – выживет ли после этого хоть кто-нибудь из засевших на вершине? Вытащив блокнот в клеенчатой обложке, она пишет несколько строк. В голове у нее уже сложилось начало репортажа: «Эти молчаливые, решительные люди, приехавшие сюда с разных концов света, спаянные общностью цели – защитить свободу, – сейчас снова готовы сражаться и отдать жизнь за Испанскую Республику, как уже бывало под Харамой и Брунете…» Это написано, что называется, кровью сердца – и не требуйте от нее ничего иного. Объективный разбор происходящего оставьте тем чистоплюям, которые сидят в редакциях или за столиками кафе, сочиняя взвешенные и беспристрастные обзоры. Они не чета ей – грязной, потной репортерше, у которой к тому же вот-вот начнутся месячные.