– Ты мне рассказывала про одного человека, если я правильно запомнил.
– Да, говорила, – кивает Пато. – Говорила, что давно уже ничего о нем не знаю.
– Не ко времени это и не к месту.
Капитан произносит эти слова задумчиво и загадочно. Пато смотрит на него с любопытством:
– Ты о чем?
– Сама знаешь о чем.
Нам не надо здесь быть, думает девушка. Не так все это должно быть. И под воздействием этой новой мысли она поднимается на ноги, отряхивая комбинезон. Капитан тоже встает.
– После смерти жены у тебя был кто-нибудь? Подруга?
– Да нет, пожалуй… Война все забирает.
Он надевает фуражку – как всегда, набекрень.
– Если когда-нибудь…
Пато задерживает дыхание:
– Когда-нибудь – что?
Он наклоняется за тяжелым телефоном и помогает ей приладить ремень на плече.
– Бывают времена, когда лучше быть одному, ты не находишь? Легче бегать, когда нет ни ребенка на руках, ни жены рядом, ни родителей, оставленных где-то…
Замолчав, он широким жестом обводит все вокруг – траншею, сосняк, дом, полутемную реку.
– Мы, товарищ Патрисия, войну проиграем. И любопытно, что будет с нами, когда все это кончится.
– Не кончится, пока в мире есть фашизм.
– Блажен, кто верует.
– Я знаю, что будет со мной, если мы проиграем. Может быть, меня убьют, но, если проиграем, а я останусь жива, хотела бы сражаться – уж как могу. Такое множество жертв не может быть напрасным.
– Если когда-нибудь…
Он произносит эти слова отрывисто и почти резко, и Пато еще напряженней вглядывается в него.
– Что ты твердишь одно и то же? «Если когда-нибудь…» Что ты хочешь сказать этим?
– Если когда-нибудь и где-нибудь мы с тобой снова встретимся, мне хочется, чтобы ты была острижена под мальчишку, как сейчас. И мне хочется идти с тобой под руку и гордиться.
Девушка растерянно проводит ладонью по голове:
– Гордиться?
– Да.
– Ты с ума сошел.
– Вовсе нет.
Подумав мгновение, она медленно кивает:
– Мне нравится это «гордиться». В твоих устах – особенно.
Когда прекратился наконец интенсивный обстрел, длившийся три четверти часа, поднимаются восемьдесят пять красных беретов и еще сколько-то штыков посверкивают в пыли, под лучами полуденного солнца превратившейся в золотистый туман.
– Слава Господу Иисусу! – кричит капитан Колль де Рей. – Да здравствует Испания!
В этот раз рекете ударной роты Монсерратского полка не атаковали кладбище напролом, а продвигались к нему медленно, под защитой огневого вала, наступая по виноградникам, заваленным телами товарищей, убитых вчера. Потом, уже оказавшись почти у самых неприятельских позиций и припав к земле, дождались, когда у них над головами пролетят и разорвутся в траншеях 88-миллиметровые мины. Одновременно стрелки Ифни – если, конечно, не отстанут, как вчера, – должны были ударить во фланг красным.