– Вперед, вперед! Не стой на месте! Да здравствует Каталония! Испания, воспрянь!
Пахнет серой, порохом и сырой разворошенной землей. Моргая, потому что запорошенные пылью глаза режет, Ориоль Лес-Форкес сжимает маузер и бежит почти вслепую, огибая последние кусты винограда или спотыкаясь о них. Он еще не видит вражеских траншей и ориентируется на смутные силуэты своих товарищей, а верней – бежит, движимый первоначальным порывом. И знает, что рядом – Сантакреу, Милани и Дальмау, и все они пока живы, потому что красные, оглушенные артиллерийским огнем, пока не стреляют. Пушки смолкли, стали слышны голоса офицеров и сержантов, топот сапог и прерывистое дыхание бегущих.
– Испания, Испания!..
Неожиданно на откосе – точно на том месте, где вчера захлебнулась атака, – обнаруживается натянутая проволока. Сегодня не нужно перекусывать ее, – по крайней мере, перед Ориолем она разнесена снарядами. Он перескакивает через ее обрывки и в этот миг видит, благо пыль начинает рассеиваться, как вблизи сверкают вспышки и слева направо, обозначая передний край, протягивается трескучая вереница выстрелов.
Лес-Форкес слышит, как невидимые мины с сосущим звуком, от которого кровь стынет в жилах, буравят завесу пыли. Но нет времени укрыться и некогда выпустить первую пулю, благо патрон давно уже дослан в ствол. Так приказал дон Педро Колль де Рей, когда их, выдав каждому по глотку коньяка, вывели на исходный рубеж и патер Фонкальда – на этот раз он идет вместе с ними в атаку – благословил солдат, и те поднесли к губам свои ладанки, скапулярии и образки-обереги. Когда начнем, напутствовал их капитан, не останавливаться ни перед чем и ни перед кем, не стрелять, не искать укрытие. Кто замешкается и подставит себя под пулю – погибнет. Забросайте красных гранатами, а потом ударьте на них в штыки.
– Не останавливаться! Ради всего святого, вперед! Вперед! Да здравствует Испания!
Слышатся зловещие потрескивания и сразу вслед за ними – стоны: это пули нашли свою цель. Лес-Форкес, перебросив винтовку в левую руку и не замедляя бег, срывает с ремня гранату «отто», а с гранаты – кольцо, останавливается на миг и бросает ее как можно дальше. На две минуты пригибается, а когда гремит разрыв, снова выпрямляется и бежит дальше: невысокий склон… мешки с землей… вспышки и грохот гранат там и тут. Выкрики по-каталански и по-испански. Но вот рассеивается пыль, открывая зигзаг траншеи, а в ней – скорчившиеся люди, испуганные лица, устремленные вверх взгляды, выставленные стволы – и звенящее жужжание, как будто Лес-Форкес проскочил через рой осатанелых пчел. И когда полуоглохший от взрывов, ошалелый от ярости и страха юный капрал спрыгивает в траншею, он вдруг чувствует себя самым одиноким человеком на свете и именно поэтому, из-за этого ощущения тычет штыком во все, что оказывается перед ним. Во все, что движется или замерло, защищается или поднимает руки.