Гул моторов заставляет Пардейро обернуться. Оставляя за собой клубы серого дыма, приближаются два легких германских танка, получивших прозвище «черныши». В отличие от русских Т-26, они вооружены не пушками, а спаренными пулеметами в башнях и бронированы так, что могут поддерживать пехоту интенсивным огнем, придвинувшись очень близко к позициям противника. Из открытого люка первой машины показывается голова командира в очках и черном берете: ночью Пардейро разработал с этим сержантом-канарцем план атаки. Поздоровавшись, он влезает на броню и показывает цель – надо пробиться к церкви и городской площади. От танка исходит смешанный запах разогретого двигателя, бензина, машинного масла, смазки.
– В конце улицы большая баррикада, – говорит лейтенант. – Мы начнем выдвигаться через десять минут. От дома к дому, с обеих сторон и прикрывая вас.
– У них есть противотанковые орудия, что ли? – спрашивает осторожный танкист.
– Разведка ничего не обнаружила.
Сержант морщится. Он обеспокоен и, когда говорит, глотает половину слогов.
– Если ваша пехота отстанет и мы останемся на этих улочках одни – нам крышка.
Пардейро показывает ему на две длинные цепочки фалангистов в раскрытых на груди форменных рубахах с засученными рукавами: сжимая винтовки, они сидят или стоят на коленях вдоль обеих сторон улицы, напряженно вглядываются в пустырь, по которому им предстоит наступать, когда поступит приказ.
– Будь покоен, – говорит он. – Люди у меня умелые. Кое-кого я уже рассадил по домам, а остальные пойдут следом за вами, как приклеенные. – Спрыгнув на землю, он подносит руку к пилотке. – Желаю удачи.
– Спасибо.
Танкист, козырнув, скрывается в люке, захлопывает крышку. Пардейро подходит к сержанту Владимиру:
– Сейчас пойдем… Скомандуй примкнуть штыки.
Звучит приказ, и под солнцем взблескивают на стволах маузеров широкие ножевые лезвия. Лейтенант машинально, по неизбывной привычке, озирается в поисках своего горниста, которого дня два как похоронили. И его, и ординарца Санчидриана. Скольких уже нет, думает он печально. А скольких еще не будет. И как странно, что сейчас они будут наступать там же, где четыре дня назад так яростно оборонялись, заставляя красных большой кровью платить за каждую улицу и каждый дом.
– Люди готовы, господин лейтенант.
Вздохнув про себя, смирясь с неизбежным и сосредоточившись на том, что надо делать сейчас, и позабыв обо всем прочем, Пардейро достает свою «астру», досылает патрон и сдвигает предохранитель. Потом смотрит на Владимира:
– Ну пошли.
Трогается с места первый танк, сразу же за ним – второй. Они поочередно заворачивают за угол, а следом одновременно – сперва шагом, а потом бегом – движутся вперед и рассыпаются по обеим сторонам улицы две цепочки легионеров. Пардейро ведет первую, Владимир – вторую. Прикрывая атаку, по баррикаде и соседним с ней домам бьют минометы двух калибров, пулеметы и винтовки, однако республиканцы, хоть и пригибаются и втягивают голову в плечи, активно отстреливаются. Пули стучат по фасадам, по карнизам, дробят кирпичи, черепицу и штукатурку. Пардейро видит, как один из фалангистов, бежавших по другой стороне, будто лишившись вдруг костей, тряпичной куклой оседает наземь и застывает.