– Есть связь с Аринерой?
– Вроде бы наладили, товарищ майор.
– Какие же вы молодцы! – просияв, отвечает тот. – Святой Ленин вас благослови.
Пато делает несколько шагов в сторону, к скалам, стараясь не слишком светиться. Западная высота под огнем: франкистские мины время от времени начинают с грохотом рваться вокруг, рассыпая камни и осколки. И неприятельские стрелки поднялись немного по склону – так, чтобы взять на прицел тех, чьи силуэты возникнут на хребте на фоне неба.
Солнце уже над самым горизонтом, где облака начинают наливаться оранжево-перламутровым цветом. Пато сидит, привалившись спиной к одной скале, а ногами упершись в другую; лучи заходящего солнца бросают красноватый отблеск на ее лицо. Пейзаж прекрасен, но умирающий день, неизбежность прихода ночи, приближающейся из-за вершины высоты, вселяют тревогу. И как будто в спину подуло холодным ветерком, заставляя вздрогнуть от неопределимого словами, смутного беспокойства. У страха много обличий, и за последнюю неделю она успела узнать большую их часть и понять, что вот это безотчетное предчувствие опасности – хуже всех.
Слышен одиночный отдаленный выстрел, и эхо еще на мгновение задерживает этот звук в воздухе. Пато садится на корточки между скалами и всматривается в окружающий ландшафт, стараясь не поднимать глаза на солнце. У подножия высоты она видит виноградники, между которыми петляет, уходя к далеким голубоватым горам, шоссе на Мекиненсу. А рядом с ней, отражая темнеющее небо, круто изгибается широкая гладь реки, врезавшейся меж правым берегом и горной грядой Кампельс; весь пейзаж дышит такой безмятежностью, словно никакой войны нет и в помине. И мир, кажется, только что сотворен – или, наоборот, стремительно движется к своему концу.
Пато достает из кармана последнюю мятую пачку «Лаки страйк» и с огорчением удостоверяется, что там всего три сигареты. Пока не попала на Эбро, она даже не подозревала, как важен табак на войне: он дарует облегчение и утешение, составляет компанию. И потому люди ради курева готовы на что угодно. Пато никогда не была заядлой курильщицей, и пачки сигарет порой хватало ей на неделю, но едва лишь попала под огонь, для нее, как и для почти всех, кто окружал ее, желание курить стало неодолимо-навязчивым. И она вытягивает из пачки предпредпоследнюю сигарету, сжимает ее губами, прячет пачку и вынимает зажигалку. И в тот миг, когда заносит грязную ладонь, чтобы крутануть колесико, замирает и не может отвести взгляд от своих ногтей, под которыми запеклась кровь Висенты-Валенсианки. И на брючине комбинезона тоже остались бурые следы засохшей крови.