– Это плохое место, – говорит кто-то по-английски на ухо Вивиан.
Обернувшись, она видит совсем рядом рыжего бруклинца. Мокрое от пота лицо припорошено землей, покрыто копотью от сгоревшего кустарника. Он, как всякий уважающий себя мужчина, в присутствии женщины пытается бодриться, однако вместо улыбки получается вымученная гримаса.
– Не хочу здесь погибать, – говорит она.
– Да и я тоже, сестричка… Любое другое место на белом свете вдруг становится желанным.
Дрожащий боец смотрит на них враждебно и испуганно, словно боясь, что они попытаются оспорить его право на этот валун. Потом оборачивается, глядит назад, как бы отыскивая взглядом убежище, где могли бы спрятаться незваные гости или он сам. Но тут раздается звук, похожий на тот, с каким мясник разрубает на деревянной колоде мясо для отбивных, колоколом звенит каска, солдат резко, как от удара в подбородок, дергает головой и падает у ног Вивиан: та видит, что пуля, прошив ему лицо, оторвала нижнюю челюсть, свисающую сейчас на грудь.
– Носилки! – раздается бесполезный зов бруклинца.
Раненый барахтается на земле, прижав руки к лицу, а перепуганная американка, достав носовой платок, пытается что-нибудь сделать, хоть и не знает, что именно. Энди, ухватив за шиворот, оттаскивает ее назад.
– Назад! Ползи назад, дура, и убирайся отсюда. Не торчи здесь!
С этими словами на четвереньках проползает вперед, вскакивает, пробегает несколько шагов, падает на землю и снова ползет. Вивиан смотрит на него, не зная, на что решиться – последовать ли за ним, оставаться ли с раненым или убежать. Тут шагах в двадцати впереди она видит Чима Лангера – как раз на том месте, где начинается склон высоты. Он стоит на коленях и бесстрашно делает снимки, как будто все происходящее нисколько его не касается. Вивиан смотрит на него в восторженном изумлении. Это не человек, думает она. Этот твердолобый чех – не человек, человеку такое не под силу. И в этот самый миг, как если бы тайные законы хаоса захотели опровергнуть ее, мина разрывается совсем рядом с фотографом, и тот исчезает в фонтаном ударившем ввысь столбе земли, дыма и пыли. А когда пыль оседает, Чима там уже нет. Или кажется, что нет.
Загадочны механизмы, управляющие поведением человека. Внезапно внутренняя дрожь пробирает Вивиан – и не от страха. В будущем, в те двадцать три года, которые ей суждено еще прожить, она будет часто спрашивать себя, что же все-таки это было, и так и не сможет дать ответ и найти объяснение тому, как внутри ее, словно диковинные ингредиенты коктейля, перемешались отвага, отчаяние, сопричастность, ярость и усталость. Это не похоже на то, что было два дня назад, когда она кинулась на помощь санитару, покуда Чим снимал. Нет, теперь это по-другому. Это вообще не с чем сравнить. Это как пробежать по блестящему лезвию бритвы. То есть буквально – пробежать.