Лицо шофера темнеет.
– Неуместное любопытство.
Вивиан и англичанин многозначительно переглядываются. Педро мрачно перекидывает через плечо лямки их рюкзака.
– Понтонеры восстанавливают переправу, чтобы ночью открылась. Так что лучше всего нам будет спуститься к реке.
– Стало быть, все кончено, – подводит итог Табб.
– Для нас, похоже, да, – после недолгой заминки отвечает Педро. – Приказано отправить на тот берег всех, кто здесь не нужен… Однако бригада продолжает сражаться.
Табб саркастически усмехается. Пренебрежительно – и очень по-англосаксонски.
– Бригада? Скажи лучше – то, что от нее осталось.
И тон, и усмешка бесят Педро. Это последняя капля, и нервы у него не выдерживают. Усталые глаза вспыхивают, он выпрямляется так, что кажется выше ростом. Вивиан никогда еще не видела его в такой ярости.
– При всем уважении… на мозоль мне не наступай… Батальон Островского героически сопротивляется на высоте Пепе, в городке мы отстаиваем каждый дом, а на левом фланге линия обороны укрепляется.
Табб понимает, что зашел слишком далеко. Пытается утихомирить водителя:
– Прости, друг… Я не хотел…
Он кладет ему руку на плечо, но испанец резко ее сбрасывает:
– А мне плевать, чего ты хотел, а чего нет.
И смотрит на него страдальчески и зло. Обметанный щетиной подбородок подрагивает от ярости.
– Не знаю, сколько мы еще выдержим. Но пока еще держимся. Вы свидетели того, что Республика сражается, как никто и никогда не сражался. Те, кто перед нами, – фашисты, но они остаются испанцами, и оттого с ними так трудно справиться. Если мы – лучшая пехота в мире, то они, значит, на втором месте.
Замолчав, он глядит на журналистов почти с ненавистью:
– Понятно вам? Вы согласны?
– Согласны, – отвечает Вивиан, убежденная его словами.
– Так напишите в ваших газетах, втолкуйте вашим сволочным правительствам, что, если мы не остановим фашизм в Испании, он окажется у порога их дома.
С этими словами он снимает ранец, бросает его на землю:
– Вот ваше барахло. Мне дали приказ идти к реке, и я его выполню… Не знаю, сколько простоит переправа, если ее восстановят.
– Эй, постой-ка, погоди…
– Да пошел ты…
И, широко шагая, уходит прочь. Табб подбирает ранец и вместе с Вивиан устремляется следом.
– Слушай, ты извини нас, – говорят они ему в спину по-испански. – Ну извини.
– Можем не пройти, – говорит Роза Гомес.
Пато Монсон согласна с этим, но вслух свое мнение высказывать не хочет. Они лежат на тропинке, сжимая карабины, тяжелый груз придавливает к земле. Малиновое солнце вот-вот скроется за вершиной западной высоты, и потому вокруг ложатся такие длинные тени. Последние несколько метров связистки одолевали ползком, стараясь не выделяться на фоне скал и деревьев, буквально выполняя инструкции, полученные при обучении, – передвигаться от укрытия к укрытию, избегать возвышенностей и открытых мест, рассчитывать и прикидывать каждый шаг, прежде чем сделать его, сохранять спокойствие, оказываясь на простреливаемых участках.