«Ваша (то есть, Ленина – А. И.-Г.) идея растворилась в коммунистической уголовщине, как капля уксуса в стакане воды».
В Советской России всё «ложь, обман, провокация, насилие, тирания и уголовщина сверху, уголовщина снизу, справа и слева». Такой вывод делает «старый литератор-демократ, более двадцати лет своей жизни отдавший непосредственному участию в революционной борьбе за свободу русского народа, испытавший при царях и тюрьму, и три ссылки, и долгое изгнание».
Отныне ему суждено изгнание окончательное, которое продлится более шестнадцати лет, до смерти, и даже дольше: его имя и его сочинения вернутся на родину только в конце XX века. А всего четыре года назад он метил куда как высоко: осенью 1917 года, перед самым большевистским переворотом, носились слухи о его назначении министром, или, на худой конец, послом в Италию.
Одна его итальянская знакомая, врач и литератор Ольга Синьорелли (урождённая Ресневич) иронизировала в письме, написанном той осенью:
«Амфитеатров великий человек, м. б. самый великий среди современников: высокого роста, весит 180 килограмм, у него 2 легальные жены, много детей, 80 изданных томов и долги на 100 тысяч лир; приехал сюда крайне бедный 12 лет назад. Он выдающийся человек, добрый, любит Италию как только русские её любят, человек огромной культуры, глубокий знаток римской истории, владеет самой большой библиотекой о римской истории. Любит, чтобы его хвалили, и в Италии был окружен подхалимами».
Конечно, 180 килограмм веса и 80 неизданных томов – гипербола. Но остальное – правда. Или почти правда.
Ирония Ольги Ивановны понятна. Александр Амфитеатров – не великий писатель. И не великий мыслитель. Если принять за «первый ряд» в современной ему русской литературе таких богатырей, как Чехов, Горький, Бунин, Куприн, Булгаков, Платонов, то наш Александр Валентинович окажется даже не во втором ряду, а разве что в третьем. Его литературная фигура выглядывает из-за спин Петра Боборыкина, Леонида Андреева, Дмитрия Мережковского, Николая Гарина-Михайловского, Дмитрия Мамина-Сибиряка, Викентия Вересаева и других литераторов почётного «второго ряда». Да и в своём массовом, но не престижном третьем ряду Амфитеатров-беллетрист не выделяется оригинальностью физиономии, как молодой Грин. Он был бы не особенно приметен среди собратьев по перу, коих перечислять можно разве что в алфавитном порядке: Абрамов, Авдеев, Авенариус, Аверкиев, Альбов, Андреевич, Ардов, Арцыбашев… Был бы – если бы не одно «но». Эти, идущие по алфавиту, прочно забыты, и воспоминать о них, кажется, не собираются ни издатели, ни читатели. А Амфитеатров вдруг, через семь десятилетий после смерти, оказался востребован. Его стали переиздавать. Занятно. С чего бы это?