Но о чём на самом деле идёт речь в этих четверостишиях, выбранных нами наугад?
Там, в полусумраке собора,
В лампадном свете образа.
Живая ночь заглянет скоро
В твои бессонные глаза.
Или:
Я укрыт до времени в приделе,
Но растут великие крыла.
Час придёт – исчезнет мысль о теле,
Станет высь прозрачна и светла.
В чьи – твои – глаза заглянет ночь? Почему они бессонные, а ночь живая? Почему это произойдёт в полусумраке собора – ведь соборы по ночам заперты? От кого укрыт таинственный «Я» в приделе храма? До какого времени? Ответы на эти вопросы где-то за пределами слов. И всё вместе складывается в убедительный и величественный поток звуков и образов.
Конечно, в «Стихах о Прекрасной Даме» ещё много юношеского, невнятного. Ощутимы следы внешних влияний, местами – надуманность и выспренность, идущие от соловьёвствующих «аргонавтов». Условно-многозначительные образы (золото, терем, келья, ворожба, огни, заря, закат, мрак) утоплены в неопределённости (кто-то, где-то, чей-то, неразгаданный, неведомый). Бесспорных шедевров немного; зачастую стихотворения, взятые по отдельности, не производят того впечатления, которое остаётся от чтения книги в целом. Целое здесь вообще сильнее частного. Однако нет сомнения, что «Стихи о Прекрасной Даме» – сильный и оригинальный дебют. Это поэзия ожидания и предчувствия. Самое главное: эти стихи заставляют взглянуть вверх, в бесконечность. Они беспокоят душу и манят её в таинственные надзвёздные бездны.
Но к тому времени, когда книга вышла и когда стали слышны отголоски произведённого ею в литературных кругах шума, Блока волновали уже другие темы, в душе его играли другие мотивы.
Летом 1904 года назрел и к началу следующего года осуществился его разрыв с «аргонавтами». Собственно, формального разрыва с его стороны не было, был только тихий, но неумолимый уход от служения соловьёвскому наследию. Этим особенно был оскорблён Сергей Соловьёв, фанатик софиологической догмы. Но и Андрей Белый, состоявший в активной переписке с Блоком и по приезде в Петербург чуть ли не ежедневно бывавший у него дома, в Гренадерских казармах, всё настороженнее воспринимал новые стихи Блока.
Между тем вокруг поэтов, мечтателей и мистиков кружились новые грозные вихри. Утром 9 января 1905 года Андрей Белый приехал в Петербург – и едва выйдя из поезда, ощутил необыкновенность происходящего в столице.
Андрей Белый. Из воспоминаний об Александре Блоке:
«…Ещё на Николаевском вокзале парикмахер, бривший меня, сообщил, что сегодня рабочие пойдут к царю с требованием их принять, что они правы, что дольше так жить нельзя. Тон этих слов лежал на всём, – на том, как прохожие оглядывали друг друга, чувствовалось что-то чрезвычайное; полиции нигде не было видно; отряды солдат, поскрипывавшие по морозу, тащились с походной кухней, дымя в мороз. Всё это поразило меня на Литейном мосту. Наконец, я был в Гренадерских казармах… Умывшись с дороги, я тотчас отправился к Блокам и нашёл их всех… в сильном волнении… Александра Андреевна беспокоилась за мужа, вынужденного долгом службы защищать какой-то мост и вместе с тем с глубоким отвращением относившимся ко всем видам репрессий…