Этот ход мысли повторялся в голове Ирмы бесконечное число раз, точно в нем были какие-то колдовские чары или словно она слегка помешалась. Она же изведала все эти дни, обильные солнцем, изведала бессонные ночи, чтобы почувствовать: дело вовсе уже не в удовольствии, а в чем-то другом. Она все же осталась на хуторе Соонику, чтобы дать мужу время на удовольствия. Лишь на пятый день она решила ехать в город, взяв с собою все, что принадлежало лично ей. Она не верила, что снова вернется сюда с мужем, а ехать сюда одной не было смысла.
Перед тем как уехать, она еще раз обошла те места, которые напоминали ей былое счастье, радости и ласки, постояла перед «музеем любви» и отыскала тропу, по которой Рудольф нес ее, «бесчувственную», домой в ту летнюю ночь. Она нашла даже то место, — Ирме казалось, именно то самое место, — где Рудольф упал вместе с нею, и она осталась лежать, точно в самом деле была в беспамятстве.
И еще ей ясно припомнилось, да, припомнилось яснее ясного, что, когда они упали, ее ноги оголились выше колен и она ощутила острые стебли скошенной травы и холодный сырой мох. Но руки мужа были мягкие и теплые, когда он поднял ее с земли, чтобы нести домой. Все это помнила Ирма, но все это вдруг показалось ей далеким и чужим, словно случилось бог весть когда. Но с тех пор прошло всего лишь две недели.
Когда Ирма пошла сказать хуторянам «до свидания» — именно «до свидания», а не «прощайте», — старая хозяйка спросила: что, госпожа, видно, больше не приедет сюда, раз берет с собой так много вещей; Ирма же ответила уверенно:
— Мы обязательно еще приедем, погода стоит хорошая и ночи теплые.
И едва она сказала это, в голове у нее мелькнула радостная мысль: а что, если мы и в самом деле вернемся сюда вдвоем. Однако ж, когда автомобиль поехал, глаза ее почему-то стали мокрыми и она наверняка расплакалась бы, если б не стыдилась шофера. И ей вспомнилось, как она впервые ехала этой дорогой с мужем и на чем свет стоит кляла шофера — не нужен нам третий! Теперь же она кляла его почти так же, но потому, что ей не нужен был второй. Ирма хотела быть одна со своими слезами и горестями.
Когда приехали в город, Ирма почувствовала себя веселей и как бы безразличнее ко всем тем людям, что двигаются по улицам пешком, на лошадях, в автомобилях и в трамваях. И когда машина остановилась перед дверью дома, Ирма облегченно перевела дух, — слава богу, благополучно доехали, она уже дома, что бы ни ожидало ее потом.
Однако стоило ей открыть в вечерних сумерках двери квартиры и тотчас закрыть за собой, слух ее поразил какой-то небывалый звук или эхо, — будто она вошла в какое-то пустое помещение. Никогда еще так не бывало в этих стенах, даже в те времена, когда она была здесь служанкой. Неведомое и страшное эхо ошеломило ее. Еще немного — и она упала бы, держась руками за сердце, чтобы с ним не случилось чего-нибудь, со страху.