— Да уж, один бог ведает, что это значит. Когда она последний раз была здесь, сказала, что они едут отдыхать в деревню на свой хутор, там у них вроде новый дом, зеленой краской выкрашен, под цвет леса, — сказала мать.
Вот и все, что было у них серьезного сказать об Ирме и ее обстоятельствах. Все остальное, о чем бы они ни говорили, были пустые предположения и догадки. О том же, что больше всего беспокоило их души, ни та, ни другая не хотела первой заговаривать, или если они делали это, то не прямо, а вскользь, как будто дело их не касалось. Наконец матери надоел этот разговор обиняками, и когда Лонни принялась клясть весь мужской род, мать, вздыхая, промолвила:
— Что поделаешь, дочка, старая любовь не ржавеет.
Эти простые слова как бы прорвали плотину, и Лонни расплакалась, будто ей уже было известно, что и на этот раз она зря ходила в невестах. Наконец она сказала матери с упреком:
— Нужно было тебе ездить за ним! Как будто во всем городе нет других слесарей, которые могли бы открыть дверь.
— Да уж не знала я. Где был мой старушечий разум, зачем я за ним поторопилась, у нас и здесь есть свой мастер, который справился бы с делом, — сказала мать.
— Все время ты заботишься об Ирме больше, чем обо мне, — сказала Лонни.
— Перестань ты задираться! — пожурила мать. — И, по правде говоря, ведь неважно, привезла я Ээди или не привезла, он все равно бы узнал, и тогда бы все и произошло, если вообще что-то произойдет. Может, даст бог, не случится так худо, как мы опасаемся.
— Надейся! — сказала Лонни, вытирая слезы. — Ирма этого с собой не сделала бы, если б у нее с мужем не пошло все прахом. Одна надежда, что, может, помрет.
— Деточка! — воскликнула мать. — Как ты можешь говорить такие страшные, греховные слова!
— Я ее своими руками задушу, если она отобьет у меня Ээди. Убью, как козявку. Изводит парня, пока он последний разум не теряет, а когда я снова ставлю ему мозги на место, он улепетывает от меня. Я их обоих прикончить готова!
Так рассуждали мать и Лонни о новых и неожиданных обстоятельствах, которые поразили их как гром среди ясного неба. Потом им надоело толковать вкривь и вкось и захотелось услышать что-то достоверное. Но Ээди все не появлялся, так что мать и Лонни стали опасаться, что он не вернется, а пойдет оттуда, где оставил Ирму, прямо в мастерскую. И куда же он с нею помчался? Конечно, в больницу, не иначе, но в какую! Надо пойти поискать, обойти больницы, небось они найдут ее.
Мать первая готова была обойти больницы, но Лонни помешала ей. Когда же мать успокоилась, вскоре потеряла терпение Лонни, но теперь уже мать была против того, чтобы идти на поиски, и посоветовала ждать. Ведь в конце-то концов Ээди должен прийти все равно. Нельзя уходить из дому. И когда Ээди явился, обе женщины обратились к нему с одним и тем же вопросом, но ответа ожидали разного: мать надеялась на положительный, а Лонни скорее — на отрицательный.