— Что вам угодно? — спросила светловолосая дама.
— Я от госпожи Всетаки, — ответил Ээди.
— Опять что-нибудь случилось? — нервно спросила дама.
— Да, я просил бы господина Всетаки лично…
— Будьте любезны, заходите, — сказала дама. — Прошу подождать здесь минутку.
Дама приблизилась к двери соседней комнаты, открыла ее и сказала:
— От Ирмы кто-то. Опять, видно… Хочет видеть тебя лично…
— Проси сюда, — ответил мужской голос, который, против ожидания, показался Ээди приятным.
Дама повернулась у двери и сказала:
— Господин Всетаки просит вас.
С этими словами она распахнула перед незнакомцем дверь, сам же господин Всетаки встал, чтобы учтиво выйти навстречу гостю. Но не успела мадам Полли закрыть дверь за вошедшим, чтобы оставить его с глазу на глаз с господином Всетаки, как распахнула дверь снова, подскочила к гостю, схватила со стола тяжелое мраморное пресс-папье и ударила им гостя по правой руке с такой силой, что из нее на пол со стуком упал револьвер. Но до того, как револьвер выпал, раздалось два выстрела: стрелявший оказался проворнее, чем ударившая. Господин Всетаки судорожно схватился правой рукой за кресло, словно хотел присесть, но повалился как-то вяло рядом с креслом на ковер.
— Убийца! — крикнула дама.
Это слово вернуло стрелявшего к жизни. Он повернулся и выбежал из двери, совершенно забыв про револьвер. Все произошло так стремительно, что ни один из участников сцены не знал, как все произошло. Дама подбежала к господину Всетаки — помочь ему и забросала его вопросами, но вместо ответа он, как в бреду, произнес:
— Ручку! Два листа бумаги и конверт! Папку! Быстро, Мадлен!
Дама быстро схватила нужные вещи. Когда она подбежала с ними к господину Всетаки, он сказал:
— Помоги мне, дорогая!
Дама помогла господину Всетаки присесть, так что он смог писать, и читала появлявшиеся на бумаге слова: «Я в полном рассудке и прошу в моей смерти никого не винить. Р. Всетаки». Затем господин Всетаки взял конверт и написал на нем: «Полиции». Дама заплакала, когда он прибавил:
— Бумагу в конверт и конверт заклеить, ясно?!
Господин Всетаки взял другую бумагу и хотел уже написать на ней, но сначала попросил:
— Мадлен, подними меня чуть повыше. Не плачь! Будь мужественной!
И он написал: «Мой кузнечик, я все еще люблю тебя. Будь счастлива! Р.» Взял конверт, чтобы написать на нем что-то, и, пожалуй, сумел бы еще это сделать, если бы Мадлен не спросила у него:
— Скажи дорогой, кто этот человек, что стрелял?
— Это тот, кто любит, а сам смирный, как овца, помнишь?
С этими словами он сник, так ничего и не написав на конверте. Мадлен опустила его на ковер и посмотрела ему в лицо: на его губах была кровь. Женщина пыталась стереть кровь, но она выступала снова и снова. Наконец она оставила лежащего с окровавленным ртом на полу, собрала бумаги, папку и самописку, заклеила письмо, предназначенное для полиции, и положила его вместе с другим письмом и конвертом без адреса на стол. Все было в наилучшем порядке, она пошла к телефону и попросила, чтобы ее соединили с полицией.