Нечего делать, пришлось Игорю завязать разговор с самим хозяином.
— Интересно, должно быть, в театре? — проговорил он.
Дмитрий Матвеевич оживился.
— Да, театр — это такая штука… Того-етого… Особенно когда спектаклей нет. Смотришь и не веришь: театр ли это… или еще что.
Примакову надолго запомнилось его первое посещение театра в качестве члена худсовета. Вошел с черного хода, поднялся по узкой выщербленной лестнице, напомнившей ему другую лестницу — соединявшую на заводе инструментальный цех с механическим. Прошел темным коридором. Вышел в фойе. На стенах неярко светились забранные в стекло портреты актеров. Пахло пылью и истлевшим бархатом.
Дмитрий Матвеевич удивился. Он недавно был в театре по бесплатному билету, выделенному завкомом. От того посещения в нем осталось ощущение праздника. Ослепительное сверкание хрустальных люстр, запах духов, шуршание шелковых платьев, журчание приглушаемых возбужденных голосов. Театр показался ему сказочным дворцом, созданным для веселья и радости.
А тут… Старая, замшелая громада. Оказывается, торжественная парадность, таинственная сказочность не были присущи театру сами по себе, их привносили в это здание люди — актеры и зрители. Без них тут все было темно и глухо. Да разве только театр держится людьми? А завод? Везде люди — главное.
Вот о чем думал, что хотел, но не умел передать Игорю Коробову Примаков.
И вместо всего этого сказал:
— Я тебе… того-етого… контрамарку принесу. То есть бесплатный билет. Сам увидишь. Мне главреж, лысый такой, с кудрями, говорит: вы, Дмитрий Матвеевич, не стесняйтесь, просите контрамарки, отказу не будет… Заседание худсовета — это когда чай пьют из самовара с горячими бубликами и разговоры разговаривают. Вот я и прихватил у буфетчика с десяток бубликов. Сейчас с ними чай пить будем.
— А вас-то зачем приглашают? — спросил Игорь.
— Я у них почетный член от завода. Читают пьесу, потом меня спрашивают: ну, как, мол? А я отвечаю: а что ж, по-моему, пьеса как пьеса, замечание вставлю. Так, говорю, в жизни редко бывает, чтоб рабочий от премии отказался. Наш Шерстков, например, черта с два откажется!
— А они?
— Смеются, а потом объясняют…
— А сегодня какую пьесу обсуждали?
— Про войну.
Тут Лина вступает в разговор.
— Пап, а пап… Как там помреж Сапожков? Еще не выгнали?
Примаков закашлялся от смущения, вот девка непутевая. Не могла другого времени выбрать, чтоб поинтересоваться своим бывшим ухажером. Обязательно надо при Игоре Коробове свой дурацкий вопрос задавать!
Но делать нечего, отвечает:
— В актеры подался. Будет в новой пьесе изображать однорукого инвалида. Добрая душа, мил человек. Всем и каждому того… помогает.