Ремедж круто остановился посреди дороги, и Дэвид по его лицу понял, что новость ему уже известна. В воскресенье ночью Степлтон умер в больнице, и в утреннем выпуске «Тайнкаслского вестника» появилась уже соответствующая заметка.
– Так, так, – начал Ремедж насмешливо, делая вид, что новость его очень забавляет. – Вы, говорят, намерены баллотироваться в члены парламента?
Со всей язвительной любезностью, на какую он был способен, Дэвид ответил:
– Да, мистер Ремедж, совершенно верно.
– Ха! И вы думаете, что пройдете?
– Да, надеюсь, – подтвердил Дэвид с убийственным хладнокровием.
Ремедж не пытался больше сохранять насмешливый тон. Его широкое красное лицо еще больше побагровело. Он сжал руку в кулак и изо всех сил ударил им по ладони другой руки:
– Так не будет же этого, пока я в силах помешать вам! Не будет, клянусь богом! Мы не желаем, чтобы проклятые агитаторы были представителями нашего округа!
Дэвид почти с интересом наблюдал искаженную физиономию Ремеджа, на которой отражалась откровенная ненависть. Он вынудил Ремеджа доставлять больнице хорошее мясо, воевал с ним из-за его бойни и антисанитарного доходного дома на Кэй-стрит, – вообще он старался направить Джеймса Ремеджа на путь истинный. И Джеймс Ремедж за это готов был убить его. Не забавно ли?
Он сказал спокойно, без всякой злобы:
– Что же, вы, конечно, будете стоять за своего кандидата.
– Уж в этом будьте уверены! – вспыхнул Ремедж. – Мы вас с треском провалим на выборах, уничтожим вас, сделаем посмешищем всего округа!.. – Он запнулся, ища еще более сильных выражений, но, не найдя, с невнятным бормотанием повернулся спиной к Дэвиду и в ярости зашагал прочь.
Дэвид, задумавшись, шел по Фрихолд-стрит. Он знал, что Ремеджа нельзя считать выразителем общего мнения, но он вполне отдавал себе отчет, какая предстоит борьба. В Слискейлском округе лейбористы довольно уверенно могли рассчитывать на успех своего кандидата. Степлтон, представлявший этот округ в парламенте последние четыре года, был пожилой человек, к тому же пораженный ужасным недугом – раком. На последних выборах, когда у власти оказалось правительство Болдуина, Слискейл немного оплошал: Степлтон получил только на тысячу двести голосов больше, чем кандидат консервативной партии, Лоренс Роско. Конечно, и на этот раз будет выставлена кандидатура Роско. А он опасный противник – молод, красив, богат. Дэвид несколько раз встречал этого долговязого, узкоплечего мужчину лет тридцати четырех, с высоким лбом, ослепительно-белыми зубами и странной манерой выпрямлять неожиданно резким движением несколько сутулую спину. Это был сын адвоката Линтона Роско, теперь уже «сэра Линтона», одного из директоров Тайнкаслской компании центральных копей. Следуя фамильной традиции, Роско-сын также был адвокатом – и адвокатом с прекрасной практикой – в северо-восточном судебном округе. Благодаря видному положению отца и его личным способностям дела так и сыпались на него. У него был полученный в Кембридже значок за отличную игру в крикет, а во время войны он служил в воздушном флоте. Он и сейчас еще увлекался полетами, имел аттестат пилота и часто в свободные дни летал из Гестона в поместье отца в Морпете. Дэвид видел какой-то сокровенный смысл в том, что сын человека, с которым они некогда так яростно сражались в суде, теперь выступит его противником на выборах. «Ну да ничего! – подумал Дэвид с мрачной усмешкой. – Чем они выше летают, тем ниже садятся».