Повинуясь жесту палача, за спину Луке шагнули стражницы. Копья и щиты они заблаговременно сложили на деревянный настил. Схватили Лукорию за плечи, подвели к плахе. Штос-офицерша не оказывала сопротивления, лишь шевелила разбитыми губами — то ли молилась, то ли о чём-то рассказывала. Я едва сдержал желание скастовать «массовый паралич», чтобы заставить горожанок умолкнуть.
Помню, что говорил в Аквинии, когда меня заставляли вот также шагать к пропитанной старой чужой кровью плахе. Удивлялся тогда: почему для казни своего бывшего короля аквинийцы не подыскали новенькую колоду. Уж с древесиной-то в королевстве проблем не было. Не иначе как пытались меня таким способом унизить. Негодяи. Вон, даже для Луки приготовили чистый чурбак — на таком и умирать не зазорно.
Ко мне повернулась рыжеволосая, улыбнулась, словно опознала во мне свою подругу.
— Смотри на эту сучку, — сказала она. — Как посинела-то от страха! Строила из себя, не пойми что! А теперь похожа на ту синюшную куру! Варха локти сгрызёт — будет жалеть, что не посмотрела на такое! Точно тебе говорю!
Оскалилась в улыбке, показав мне жёлтые, но на удивление здоровые зубы.
Я подумал о том, что в этом мире гнилых зубов пока ни у кого и не видел. Забавное открытие. Либо дело в том, что местные женщины — потенциальные маги; либо в особенностях пищи. Нужно будет разобраться в этой отличительно черте мира. Потом. Если вспомню о ней.
— Смотри, смотри, — сказал я женщине, — пропустишь всё самое интересное.
Стражницы надавили Лукории на плечи, поставили заговорщицу на колени. Та почти не оказывала им сопротивления — лишь сверкала глазами и плевалась перемешанными с кровавыми брызгами ругательствами. Лука либо смирилась со своей участью, либо хотела умереть «достойно».
Выражение «с гордо поднятой головой» для её случая не подходило. Когда палач после казни брал отрубленную голову за волосы и показывал толпе, голова казнённого «гордой» не казалась — знаю, видел такое не раз. Как-то и сам смотрел на площадь, покачиваясь в вытянутой под углом вверх руке.
Картавая вновь разродилась пафосной речью. Произносила её без особого выражения, не задумываясь — явно давно уже заучила наизусть и выдавала текст перед зрительницами не впервые. Завершила речь словами «да свершится правосудие».
Толпа вокруг меня в радостном предвкушении затаила дыхание.
Палач сняла чехол с топора, любовно провела пальцем по лезвию, словно счищала с того пылинки. Я недовольно поморщил нос. Подумал, что для заговорщицы намеренно выбрали именно топор. В Аквинии подобным орудием обезглавливали только простолюдинов. Меня рубили мечом — уверен, что потом его повесили на стену в королевском музее, рядом наконечником копья, проткнувшим грудь моего предшественника.