Из дневника Николая Татищева
Из записей 1944 года
И опять сны…
На трамвае кручу вроде как по Кирочной в Петербурге, близ Таврического сада. Рябой день, зимние осенние сумерки в комнатах – то опаздываю домой, то будто близко блуждаю, в общем все довольно благополучно, как в некоем чистилище жизни.
Еще сон. Прогулка в окрестностях вроде Константинопольского залива – на той стороне – вверх по лесу (отчетливая панорама города внизу), наверху, на сонной поляне каменная деревня – амбары, мелочная лавка с хлебом – потом вниз на лодку, в сумерки. Иногда прогулка там же под арками длинной приморской стены – все бело и сияет, близко к раю.
Эти сны повторялись много раз, а вот этот – чаще всего. Не то парализованы, не то ампутированы обе ноги – ползу на спине назад при помощи рук. Следствие ранения на войне: мы шли по украинской степи (вроде поля за кирпичным заводом – и не таким уж большим, однако со станцией железной дороги) или по зеленому ущелью. Ночью – сраженье, огни, паденье под куст, с тех пор все не поправился. (Вариант – морское сраженье, фьорд). Потом изба, село Мокрино, сербские очереди, казаки в эмиграции, и уходят поезда, увозя тоску.
Сон. Ярославские улицы, набережная, ледоход, мы полуарестованы или царская семья в нашем доме. Я, впрочем, иногда выхожу полулегально, в магазин "Кодак" или походить по набережной, посмотреть на белый пароход и даже на вокзале сажусь в поезд – пересадка в Москве с ожиданьем на дальних вокзалах – и затруднения, переплетаясь, как арабески, разрешаются без конца, давая место новым возвращениям в Ярославль и новым уходам.
При полете в доме я некоторое время могу оставаться в воздухе, касаясь потолка.
Сон. Отец жив, и после долгого заключения ему удалось выбраться. Я боюсь его осуждения за то, что бежал от своего креста, но он меня не судит, как будто не замечает. Он отошел от нашего быта и не старается или не может войти в него. Примирился ли он с глубокой обидой многолетней тюрьмы, с пересылками, с зимой – пока мы отдыхали на темных водах?
Из воспоминаний Мишеля Карского
В августе 1944 года, когда шло сражение за освобождение Парижа, мы жили на рю Генего, в квартире, которую нам уступил писатель Жюльен Блан по рекомендации Жана Поляна. Наш дом находился в середине этой довольно короткой улицы, напротив Монетного Двора, который был занят F.F.I.[267] Насколько я помню, на улице было три баррикады. Мы жили на третьем или четвертом этаже и могли прекрасно наблюдать весь спектакль сражения. На нашей улице оно не было слишком яростным. Немцы, владевшие набережной Сены, не пытались взять или разрушить баррикады. Время от времени немецкий солдат внезапно возникал на набережной, застывал на мгновение посредине улицы и стрелял из винтовки. Я видел нескольких раненых.