* * *
Захожу в ванную, включаю душ на полную мощность. Срываю одежду, встаю под жесткие струи, ощущаю горячее покалывание, слышу шум воды, снова и снова прокручиваю рассказ Кэрол.
Я кивнула. Сказала – уверена, хочу знать. И Кэрол рассказала…
В тот вечер, когда мы с мамой и Салли ушли в фермерский магазин за тыквой для супа, Кэрол взяла блокнот и теплый чай с лимоном и устроилась в летнем домике в саду. Погода была сырая, и моя мама решила, что долгая прогулка усугубит простуду, поэтому рекомендовала Кэрол остаться. В летнем домике горел камин, было тепло и уютно.
Кэрол сказала – папа пошел за ней, и она поначалу обрадовалась. Это было через какое-то время после доски предсказаний.
Я перебила, сказав, что доска предсказаний – не послание от ее отца, а злая шутка Мелоди. Кэрол сказала – это сейчас не важно. Просто она скучала по своему папе и тогда, в летнем домике, положила голову на плечо моему отцу. Я так делала, когда была маленькой. Я плохо поступила, да? Ты думаешь, я во всем виновата?
Она показала моему папе наброски – ромашки под одним из садовых деревьев. Он похвалил рисунки. А потом вдруг обхватил ее обеими руками и крепко прижал. Она испугалась, попыталась вырваться. Он начал целовать ее, твердить, что она очень красивая.
Кэрол говорила спокойно и ровно, словно впала в транс.
На заборе сидели две вороны, они все видели. Кэрол вырывалась, отбивалась, но он был сильнее. Мерзко пахло пивом и мятными леденцами.
Вороны до самого конца не сводили злобных блестящих глаз.
Надо было кричать, Бет! Я уже потом подумала – надо было звать на помощь. Я боялась, что вы вернетесь. Услышите. Ты с мамой и Салли.
Кэрол долго молчала, глядя на спящего в клетчатой колыбельке Томаса.
Я растерялась. Это же твой папа, Бет!.. Когда забеременела, очень хотела поделиться, но ты безумно его любила. Я не могла признаться. Разбить тебе сердце. Ведь даже сейчас я разбила тебе сердце, правда, Бет?
* * *
Я сижу на кровати, завернувшись в большое белое полотенце, раскрасневшаяся после душа. Пытаюсь привести мысли в порядок. Теперь все ясно, теперь все ясно… Не удивительно, что Кэрол нас избегала. Точнее – меня.
Смотрю на светящееся табло часов. Цифры меняются. Пять тридцать. Пять сорок пять.
Мне очень стыдно. Наверное, потому, что я люблю – или любила? – своего отца.
Надо ли перестать любить его? Вырвать из сердца детские воспоминания?
Он всегда был ко мне добр, всегда был идеальным отцом.
Мама не перенесла бы… Я вспоминаю ее признание. Как она уехала жить к тете. Понимаешь, у папы случилась интрижка на работе – с молоденькой девушкой.