Я с облегчением принялась благодарить за такую оценку.
– Осталось теперь хорошо выступить, – заметил Иван Аркадьевич. – Вы выступать перед большой аудиторией не боитесь, я надеюсь?
Я заверила, что не боюсь.
– А заявление в члены Партии вы написали? – вдруг спохватился Иван Аркадьевич.
– Эмммм… – замялась я, вспомнив, что абсолютно не в курсе, была ли Лидочка комсомолкой, – дело в том, что часть моих документов я не могу найти.
– И что? – не понял моего замешательства Иван Аркадьевич, – заявление напишите прямо сейчас, год на кандидатский стаж, проявите себя. За это время мы потихоньку проведем проверку и соберем рекомендации от членов партии.
– Да нет же, не в том дело! – запереживала я. – Я ведь не была в комсомоле!
– Жаль, – нахмурился Иван Аркадьевич, – вы мне показались более сознательной, товарищ Горшкова.
– Осознаю, что заблуждалась, – понурила голову я.
– То, что вы не являетесь комсомолкой, это, конечно, большой минус, – заметил Иван Аркадьевич, – но вам значительно больше двадцати лет, так что наличие значка ВЛКСМ не обязательно. Особенно если есть или будут достижения.
– Достижения будут, – твердо пообещала я и села писать заявление.
В ЗАГС я чуть не опоздала.
Ворвавшись к товарищу Овчинниковой, которая М.И. (кстати, Марьей Ивановной она оказалась, ну кто б сомневался!), меня усадили заполнять какие-то бланки. Пока писала, появился Горшков. Был он скорбно надут и страдальчески кроток. Зато в новом импортном костюме. Даже не поздоровавшись и едва взглянув на меня тихим мученическим взором (пальтишко я предусмотрительно не стала расстегивать, а то не дай бог увидит свою рубашку – истерика на весь ЗАГС обеспечена), сел заполнять нужные строки в заявлении.
Минут через семь мы, наконец-то, поставили свои подписи, заверяющие обоюдное согласие на ликвидацию еще одной ячейки общества, получили квитанцию и молча вышли из кабинета.
Да, фамилию я оставила Горшкова. Дело в том, что среди лидочкиных бумаг я нашла свидетельство о рождении, и там Лидочка значилась как Лидия Степановна Скобелева. Фамилия Скобелева благозвучнее, чем Горшкова. Но из подзабытых уроков истории я помнила, что Скобелев был то ли каким-то весьма левым эсером, то ли условно-оппозиционным меньшевиком, точно не скажу, я их всегда путала, но в любом случае мне противопоказаны любые ассоциации с врагами партии и народа. Я и так для всех странная. А вот Горшкова – простая мужицкая фамилия, как говорится "от сохи, от лопаты". Именно то, что мне сейчас нужно.
Пока шли по длинному-длинному коридору сквозь толпу людей с совершенно разным спектром эмоций: от робкой застенчивости держащихся за руки мечтательных юношей и девушек, радостной гордости отцов новорожденных, до утирающих слезы теток в черных косынках и раздраженно надутых мужчин и женщин, предпочитающих не смотреть друг другу в глаза, – я всё думала, как спросить почти бывшего супруга о судьбе квартиры на Ворошилова, чтобы не вспугнуть.