Лариса Васильевна, как будто она ничего другого и не ждала, достала из кармана коробочку, вынула шприц и всадила иглу ему в шею за ухом.
«Самоубийца» сразу обмяк, выпученные глаза впучились обратно, и, тихо выдохнув, он осел и растянулся на полу.
Убедившись, что дело сделано, она набрала кодовый замок на маленькой панели возле злосчастной таблички, выкатила из открывшейся дверцы садовую тележку и укатила на ней бессознательное тело на кухню.
Там, чуть поразмыслив, размотала веревку с его шеи, оставив, впрочем, петлю на месте, отмерила шагами расстояние от холодильника до плиты и привязала свободный конец к чугунной батарее у подоконника.
Затем подошла к одной из табличек, висевших тут же, на кухне, набрала код, достала приборчик в виде наручных часов и накрепко пристегнула его стальным браслетом на запястье несчастного.
Постояла минуту, оценивая проделанную работу, удовлетворенно кивнула головой и вышла вон, оставив подле него «Книгу кулинарных рецептов Е. Молоховец».
Большая столовая была пуста. Свет свечей от единственного старинного паникадила тускло отражался в столовых приборах. Стол был приготовлен для двенадцати персон. И каждое место было соответственно накрыто на «двенадцать хрусталей». По двенадцать хрустальных фужеров, разной высоты и предназначения, стояли подле каждой тарелки, по бокам которых располагались ложки, вилки и ножи, по шесть с каждой стороны. Посреди стола высилась тяжелая хрустальная ваза с фруктами, которую держали три золотых ангелочка с крылышками.
Почему было накрыто именно на двенадцать гостей, никто уже не помнил, осталось от прежних владельцев дома.
Войдя в столовую, Лариса Васильевна опустилась на один из двух стульев с высокими спинками, которые венчались маленькими золотыми гербами, стоящих во главе стола, и стала ждать.
Часы по всему дому пробили двенадцать.
В ту же минуту двери распахнулись, и в залу вплыла женщина, видимо, горничная, с подносом в правой руке. Совершенно обыкновенная горничная, правда, без головы, кружевной ворот белого платья которой и рюши были заляпаны пятнами крови и порваны в некоторых местах. Следует, однако, заметить, что голова у нее была. Она держала ее за волосы согнутой левой рукой так, как носят ридикюль.
– Что пожелает госпожа в этот поздний час? – неизвестно каким местом произнесла она, присев в реверансе. – Чай, ликер, рюмочку конь…
Договорить она не успела.
Сверху на нее обрушилась тяжелая сеть, в которой она моментально запуталась, грохнувшись на пол. Голова при этом откатилась куда-то в сторону, где и застыла, удивленно вытаращив глаза.