Все это время, пока люди в черном шастали туда-сюда, изо всех углов за ними настороженно следили пять пар глаз и невесть откуда раздавался тихий шепот.
– Они что, еще кого-то наняли?
– С чего ты взял?
– Ну а зачем они тут тогда?
– Черт его знает, может, она ремонт затеяла…
– Да тише вы…
– Гроб подвинь, торчит из стены, не видишь?
– Это не гроб, это его задница…
– Жрать меньше надо…
– Что они делают, не знаешь?
– Откуда?
– Да замолчите вы оба!
– Куда ты полез?
– Мне не видно отсюда…
– Тихо, я сказал!
Она не выходила из спальни весь день, кроме одного раза, когда вышла, взяла трубку телефона, набрала номер и громко попросила мужа сегодня не прилетать, ибо сегодня она ничего отмечать не собирается, а назначит банкет в день их свадьбы двадцать второго сентября. Потом бросила трубку и опять заперлась в спальне.
И все это время до самого вечера незнакомцы двигались россыпью по дому, монтировали что-то тут и там, оставляя в местах монтажа мигающие датчики с надписью «Не прикасаться, опасно для жизни!».
И так же двигались за ними загадочные тени и шепот.
– И что теперь?
– Что, что теперь?
– Ты что, не видишь? Опасно для жизни…
– Плюнь.
– Слушайте, они же все проемы в стенках заделали…
– И что, другие проделаем.
– Говорят тебе – опасно для жизни…
– Надо боссу сообщить…
– Я тебе сообщу!
– Тише!..
– А баба где?
– У себя она, заперлась в спальне…
– Тише, я сказал!..
– Иди, пугни ее!..
– Как? Говорят тебе – заперлась она. А лаз в полу эти замуровали…
– Вы заткнетесь или нет, наконец!..
Лариса Васильевна вышла из спальни около половины одиннадцатого вечера. Была она одета в охотничий костюм: короткий изящный пиджак, с кожаными вставками, такие же галифе для верховой еды, ботфорты и тирольскую шляпку с пером. В руке она держала стек, коим и постукивала себя по ботфорту.
Она расплатилась с незнакомцами в черном, задала несколько уточняющих вопросов и поставила размашистую подпись на листе бумаги.
«Черные» исчезли, как и не было.
Как только они уехали, она, постукивая стеком, стала не торопясь бродить по дому, гася свечи через одну.
В полутьме резко стали проступать очертания мебели, злобные пасти звериных чучел, стоящих по углам, стали еще страшнее, отражения в зеркалах углубились многократно, и перезвон многочисленных часов стал звучать неестественно гулко и тревожно.
Дикий хохот эхом разнесся по всему коридору, и навстречу ей привычно выпал из потолка очередной «самоубийца» с вывалившимся синим языком и выпученными глазами. Он было уж совсем, ударившись об пол, чуть не исчез в небытии, но случайно задел рукой предупреждающую табличку, получил удар током, дернулся, отлетел к стене, шмякнулся об нее затылком и замер там в бессознательном изумлении. При этом выпученные глаза его и вывалившийся язык стали смотреться очень естественно и правдоподобно.