Вторая. Ага, как же! А вдруг там чего нужное. Лом подай! Куда ты, не это, это коса! Вон лом лежит!
Первая лихо поддела ломом доски и, с противным скрипом выдирая гвозди, сорвала крышку с ящика.
Пламя свечей осветило Блажникова, небритое лицо которого слабо проглядывалось из-за каких-то позолоченных деталей и промасленных свертков и стружки, которыми он был засыпан с головы до ног.
В полной тишине картина была прямо-таки вдохновенная: две старческие фигуры со свечами, склонившиеся над святыми мощами.
Потом события сразу и вдруг стали наслаиваться одно на другое.
Блажников открыл глаза. Сел в ящике, мягко улыбнулся и сказал: «Доброе утро!»
Бабки уронили свечи в ящик. Тут же вспыхнула стружка. Бабки отпрянули. Кругом затрещало, покатилось, забабахало.
Сверху на старух сыпанул то ли цемент, то ли гипс. В один момент они превратились в жутковатые приведения со страшно выпученными глазами. При этом одна как была, так и осталась с ломом в руках, вторая с косой. Блажников заорал и вскочил в ящике, стряхивая с себя горящую стружку. Бабки взвыли от ужаса. В отблесках горящего ящика Блажников увидел перед собой две страшные белые фигуры и, наверное, решил, что за ним пришла смерть с косой, причем не одна, а с подругой с ломом. Видимо, чтоб уж наверняка. Он дико заверещал по-поросячьи и рванул к выходу. Упал, вскочил, упал снова, опрокинул на себя бочку с чем-то липким, зацепился обо что-то, рванулся, тут же был весь обсыпан пухом из разодранной перины. За ним с воем, потрясая косой и ломом, неслись старухи.
Слава богу, выход был рядом.
Как раз в это время на территорию стройки торжественно и громко вошла СВАДЬБА. Во главе шли молодые и красномордый полковник с огромным образом в руках. Рядом, переваливаясь, топала полковничиха.
Все остановились посредине двора, ровно напротив ворот склада. Полковник успел произнести только: «Это все вам, дети мои! Покой вам и уют!»
И именно в эту секунду из распахнутых ворот склада, дико воя, вывалились три страшные до ужаса фигуры: одна вся в пухе и перьях и две других с косой и ломом – белые и жуткие до обморока.
* * *
Останкино. Второй этаж.
Музыка. Аплодисменты. Милиционер распахнул тяжелую створку дверей с надписью «4 студия», козырнул и отступил в сторону. Из студии в холл вышел Якубович. Усталый, потный. В водолазном костюме и свинцовых ботинках, правда, без шлема. Видимо, только что закончилась съемка.
Цветы, улыбки, приветственные выкрики.
На ходу раздавая автографы, пожимая чьи-то руки и фотографируясь, привычно принимая те или иные позы, шоумен, плохо скрывая раздражение, тяжело топал по коридору в свинцовых ботинках. Едва успевая за ним, рядом семенила «свита»: Лиана – молоденькая ассистентка с термосом, Наташа – редактор и Анатолий Борисович – директор программы.