Громко звучала песня в исполнении ансамбля «Самоцветы». Громко, но как-то странно. «Не надо», – пели «Самоцветы» и замолкали. Потом вдруг: «Вся жизнь» и опять тишина. «Надейся и жди». Опять тишина. Изнывающая от безделия буфетчица лениво пыталась привести в чувство большой допотопный транзистор. Время от времени она что есть мочи била приемник кулаком. В приемнике, очевидно, не было контакта.
Блажников, нервно озираясь, вошел в пустое кафе, подошел к стойке.
Буфетчица хлопнула приемник так, что он надолго замолчал, подняла глаза и обомлела. Некоторое время она не мигая смотрела на Блажникова, а потом заплакала навзрыд.
Буфетчица. У-у-у! Я знала, я знала… Мне еще бабушка говорила: верь, дура, и будет тебе явление… А я ж не верила… Думала – вранье… Извините, Аркадьевич, это от неожиданности… (Достала платок, высморкалась.) Радость же какая… Вы, честное слово, как обухом по голове!.. А мне ж и угостить вас нечем… Сюда не смотрите – это есть нельзя. Это ж несовместимо с жизнью, как сказал один клиент. Ой, что же делать-то?! Знаю! Да вы ж садитесь, Аркадьевич, я мигом.
Блажников, не зная, как себя вести, осторожно сел за столик и замер.
Буфетчица появилась мгновенно. Она поставила на стол глубокую тарелку с помидорами и сало на дощечке.
Буфетчица. Вот вилочка, вот ложечка, вот ножичек. Вот хлебушек. Я сейчас.
Блажников робко стал есть.
Буфетчица вновь образовалась рядом теперь уже с бутылкой коньяка и двумя рюмками.
Блажников. Нет, нет! Этого не надо.
Буфетчица. Это как же это еще «не надо»?! Еще как надо!
Это ж праздник какой! Вы что?!! Ну, со свиданьицем!
Чокнулись, выпили.
Буфетчица. Хорошо?
Блажников. Хорошо.
Налили, чокнулись, выпили еще по одной. Буфетчица раскраснелась. Блажников подозрительно понюхал рюмку.
Буфетчица. Ой, так вы ж не сомневайтесь, Аркадьевич! Я что, дурная, вам наш коньяк предлагать. Это вы там у себя прямо с кем угодно, я ж сама видела! Как же не боитесь, отравить же могут! Я ж прямо за вас иной раз так переживаю, так переживаю! Это свое! Свекор на прошлой неделе самолично гнал! Ну, бог троицу любит!
Налили по третьей, выпили.
Буфетчица. Можно, я вас поцелую?
Блажников. Зачем?
Буфетчица. Спасибо вам, Аркадьевич, что вы есть! (Резко обняла Блажникова и поцеловала взасос.) Эх, нет никого! Кто ж мне поверит, дуре! (Поцеловала Блажникова.)
Блажников. Да не надо же!
Буфетчица. Так вы ж ешьте, ешьте – простынет же. Это ж все свое, домашнее, вкусное. И еще, это, ну… автограф. Ой, ну вы ж прямо как живой! Дайте я вас поцелую! (Поцеловала Блажникова.) Ой, а чего ж вы не едите? Я еще помидорчиков подрежу! А потом напишите на этой скатерти, ладно? Ой, ну прямо не могу! Это ж надо же!