И вот однажды Савва вдруг отказался выходить на сцену. Это было примерно за год до его отъезда.
Мать честная! Красная строка! Полный стадион! Смольный в панике! Бьется в падучей у Саввы под дверью номера в гостинице!
Час да начала!
Тот ни в какую! Шаббат! Работать нельзя!
Но надо знать Смольного!
– Ладно, такое дело! Савва, слышишь меня, такое дело! А если раввин разрешит, выступишь?
– Если ребе разрешит, выступлю!
И через полчаса к Савелию в номер уже стучал местный раввин.
Десять минут разговора за закрытой дверью, и через час Савелий Викторович, как обычно, под громобойные аплодисменты вышел на сцену.
Это было в пятницу. А назавтра, в субботу, Крамаров вышел на улицу прогуляться и ровно напротив гостиницы в дверях местного ателье увидал закройщика, в котором он узнал вчерашнего «раввина».
Ничего особенного, просто Смольный за десять рублей уговорил его, «такое дело», на пятнадцать минут стать раввином!
За десять рублей? О чем вы говорите, конечно!
Не могу вам передать, что было потом! Крик, шум, скандал на «всю Европу»! Их только что не разливали водой!
Где-то через полгода, в очередных гастролях, Смольный говорит Крамарову:
– Савва, такое дело, есть работа, такое дело! Десять километров, такое дело, номером в сельском клубе, два подряд, такое дело, плачу четыре ставки!
– Эдик, точно десять километров?
– О чем ты говоришь, такое дело!
Ладно. Сели, поехали. Зима, снегу по колено. Едут.
Савва у водителя спрашивает: а далеко ехать?
Тот ему говорит: «Нет, не очень. Километров сорок по трассе и там за поворот еще, может, три, не больше!»
Савва сидит, молчит.
И вдруг ровно на десятом километре говорит шоферу: «Стоп!»
Вылезает из машины и в чистом поле по колено в снегу читает свой монолог.
Потом садится в машину, отогревается, вылезает и опять в чистом поле честно читает второй раз этот же текст!
Возвращается и, что характерно, «вынимает» из Смольного свои ставки за честно отработанное выступление на «десятом километре»!
Нет, о них можно писать и писать…
Но вернемся к этим гастролям на острове!
Открытие, как и в прошлый раз, было на стадионе, недалеко от сопки.
Мероприятие всесоюзного, по местным меркам, масштаба. Лично сам товарищ Третьяков почтил своим вниманием!
Товарищ Третьяков был первым секретарем Сахалинского обкома партии! Что характерно, Петр Иванович Третьяков был невысок ростом, и весь обком партии был такой же. И исполком. Однажды, говорят, в исполкоме завелся один высокий, но его быстро убрали после очередной партконференции.
Правительственная трибуна располагалась как раз напротив сопки. И когда солнце стало клониться к востоку, оно заходило за сопку, и тем, кто сидел на этой трибуне, било в глаза, мешая наблюдать за мероприятием.