Тут она и пришла.
Вероятно, что-то случилось. Может быть, ее куда-то вызвали или еще что, но она даже не присела.
– Ну, вы готовы?
– Да… вот…
– Давайте.
Она взяла его каракули, бегло просмотрела, сказала «хорошо», подвинула к себе его «зачетку» и уже собралась расписаться, как вдруг увидела эти самые скомканные фантики. Мир рухнул.
– Хазанов! – вскричала она, белея лицом. – Вы съели мои конфетки!
– Это не я…
– Во-он!
И он ушел. Его бы выгнали из института, потому что он бы не сдал ей экзамен никогда до старости. Мы с Маруськой очень хорошо представляли себе эту картину, когда совершенно седого Генашку на каталке с зачеткой и капельницей ввозят к ней в аудиторию. И она его опять выставляет вон, хотя ему не только уже нечем жевать ее конфетки, но нет уже сил даже развернуть фантики.
Его бы выгнали из института, это точно. Но она заболела, и он попал к другому преподавателю. Этот другой относился к Генашке не то чтобы с любовью, но с нежностью, что ли. Звали его Виктор Михайлович Полунин. В некотором смысле он чувствовал себя в долгу перед Генашкой. Дело в том, что этот самый Виктор Михайлович, по природе своей человек милый и добрый, имел одно увлечение. Он втайне писал басни. То есть он так думал, что пишет басни. И они ему самому, естественно, очень нравились. Больше никому они понравиться не могли в принципе. Это были такие не очень хорошо зарифмованные отрывки из «Морального кодекса строителя коммунизма», но про зайчиков и лисичек. И об этом никогда бы никто не узнал, кроме его несчастной семьи, если бы не Генка.
Не знаю как, но к нему это попало в руки, и он сразу понял, что это небесное провидение. Он взял этот бред, выучил и прочел на каком-то институтском вечере. Прочел по-актерски замечательно. Прочел так, что никого, в принципе, не интересовало, о чем это он. Все смотрели на то, как он это читал. Зал громыхнул аплодисментами. Мудрый Генашка тут же вызвал на сцену автора, и тот в этот вечер сразу состоялся как баснописец. То есть как дедушка Крылов и Сергей Владимирович Михалков в одном лице.
И, надо отдать ему должное, он это запомнил. Поэтому на экзамене он посадил Генашку рядом с каким-то отличником, который должен был решить за него все задачки и ответить на все вопросы, и потом просто передать листок Генашке, чтобы тот так же просто отдал его этому преподавателю. И все.
Так и было. Но поскольку в аудитории находился еще и ассистент, который тоже принимал экзамены, то, чтобы никто не мог не кого уже совсем ни в чем заподозрить, Виктор Михайлович громко задал Генашке дополнительный вопрос.