Плюс минус 30: невероятные и правдивые истории из моей жизни (Якубович) - страница 89

Один руку опустил. Двадцать четыре! Раз!.. Двадцать четыре! Два!.. И тут, черт меня дернул, я на того, кто, по моему мнению, еще сомневался, глянул и как рявкнул на весь зал: «Ну!!! Он вскочил от неожиданности и как заорет: «Тридцать пять!» Я тут же: «Тридцать пять – раз! Тридцать пять – два! Тридцать пять тысяч – три! Продано!»

И забыл тут же, потому что впереди еще ого-го сколько. Продолжалось все это дело часа полтора-два. Продалось все с большим превышением. Причем я завелся и под конец так ахнул молоточком, что пробил трибуну. Ну, и тут же продал ее, вместе с молоточком, к ужасу директора зала. Все, конец.

Я мокрый как мышь иду по проходу. Все жмут руки, обнимаю, благодарят.

Вдруг кто-то по плечу сзади тук-тук. Я поворачиваюсь и упираюсь ровно в живот. Задрал башку и обомлел. Стоит передо мной огромный чеченец, метра два ростом, я ему как раз до пупка. Лицо багровое, шапка, глаза бешеные. В руке двустволка. Тот самый, который холодильник купил.

«Ты, говорит, зачем на меня накричал?! На меня мама так никогда не кричала!»

Я понял: конец. Мямлю, что, вроде, вы поймите – это аукцион, я этого не хотел, оно как-то само вышло… А он меня не слышит.

Наклонился прямо к лицу и говорит: «Я этот холодильник купил не потому, что он мне нужен, на фиг он мне не нужен! Я его купил, потому что испугался!»

И ушел. Никогда не забуду.

Адамыч

Жару лучше всего переносить в ущелье, рядом с речкой, сидя позади башенки бронетранспортера на заботливо подложенной под тебя подстилке от сидушек.

Коробочка шла ходко, временами сбавляя газ там, где дорога переходила в грунтовку. А так шла, как тут принято, восемьдесят в час, чтобы в случае чего вынесло из-под подрыва.

Рядом на броне сидело еще человек шесть бойцов. Внутри только экипаж и еще кто-то.

Тут вообще стараются ездить верхом. При мощном подрыве внутри «кильки в томате». Наверху, правда, хотя немного безопаснее, но тоже не сахар. Один мой знакомый из военной прокуратуры при подрыве слетел с брони башкой о камень и потом полгода находился в госпитале между смертью и жизнью цветка. Но потом как-то выкрутился и даже вернулся в строй.

Иногда дорога петляла прямо у самой воды, иногда забиралась выше. Ущелье вставало справа и слева, то совершенно поросшее зеленкой, то каменистое и лысое.

Они тут все вообще хорошо ко мне относились, немного снисходительно, но уважительно. Поэтому мы пару раз встали сполоснуться: у родника Чанты, потом у водопада Нихалой и потом еще у одного водопада возле Шатоя.

Прошли Шатой. Последний раз по моей просьбе встали сфоткаться у здоровенной то ли ингушской, то ли чеченской башни какого-то богом забытого века. Потом еще раз у Ушкалойских башен.