– Кто там?! – недовольно крикнул он.
– Я ваша горничная, доктор Фрейд; часы пробили восемь.
Он никому не приказывал себя разбудить, но если это самый худший из ватиканских обычаев, он к этому привыкнет, пусть даже с трудом.
– Входите, дверь открыта! – сказал он уже вежливее.
В полуоткрытую дверь он увидел голубой чепец, который сместился направо, потом налево и затем исчез. Через несколько мгновений в комнату вплыл поднос, который несла женщина в чепце. Фрейд мог видеть только ее одежду – платье, тоже голубое, и поверх него белый фартук. Общее впечатление было такое, словно он находился под опекой Красного Креста. Когда женщина повернулась, он, кроме пряди черных волос, выбившейся из-под чепца, заметил отсутствие эмблемы на нагруднике, который был украшен только золотым распятием.
– Добрый день, доктор Фрейд. Хорошо ли вы спали?
– Да, дорогая синьора, до тех пор, пока вы меня не разбудили.
Она поставила поднос на письменный стол, и чуть позже в его ноздри проник запах кофе – такой резкий, что желудок возмутился. Чтобы его успокоить, Фрейд взял с прикроватного столика и зажег половину «Трабукко» и внезапно сделал большую затяжку еще до того, как спичка погасла.
– Ох этот дым! – сказала женщина, по-прежнему стоявшая к нему спиной. – Если бы Бог хотел, чтобы люди курили, он бы сделал человека из огня. И я не синьора, а Мария.
– Прошу прощения, сестра Мария, – ответил Фрейд сквозь сжатые зубы, – однако курение – единственный порок, который я себе позволяю, и отказаться от него мне было бы слишком тяжело.
Женщина повернулась к нему, уперлась руками в бока и от души рассмеялась.
– Дорогой доктор, вы можете курить сколько хотите. Извините меня за мою искренность: иногда я не умею держать язык за зубами. Но вы снова ошиблись. Я не сестра, а даже мать, но в прямом смысле этого слова: я не монахиня, и у меня есть дочь. Я католичка и покинута мужем, да сохранит его Бог, где бы он ни был. И я ваша горничная до тех пор, пока имею поручение ею быть.
Легкие удары в дверь избавили Фрейда от необходимости ответить Марии, и в комнату вошел, не дожидаясь приглашения, Анджело Ронкалли. Фрейд понял, что должен будет на все время своего пребывания в Риме забыть об австрийской сдержанности. Здесь все входят и выходят свободно. Он должен больше помнить не о том, что он находится внутри стен Ватикана, а о том, что находится в Риме. Пока Анджело (который, как оказалось, был дьяконом) передавал ему пожелание доброго дня от святого отца, Фрейд краем глаза увидел, что Мария вышла, и решил, что теперь вполне может встать с постели. Уже после первых фраз, которыми обменялся с Ронкалли, он понял, что тот все знает о его задании.