– А кто ваш духовник? – поторопил его Фрейд.
– Теперь вы действительно заходите слишком далеко. Я напоминаю вам, что есть тайна выше профессиональной – священная тайна исповеди. Однако, ради повиновения святому отцу, а не для удовлетворения вашего любопытства, сообщаю вам, что обычно исповедуюсь у кардинала-декана Луиджи Орельи. Надеюсь, вы удовлетворены. А теперь, если вы разрешаете, я прощаюсь с вами.
Фрейд закрыл тетрадь и из вежливости встал, а де Молина в это время выходил из его кабинета, опустив голову, словно при молитве. Вполне возможно, что он действительно молился. Доктор подождал, пока прелат закроет за собой дверь, а потом от радости стукнул кулаком по подлокотнику кресла.
Это все равно как если бы он один, без помощи партнеров, выиграл четыре главных козыря в вист. Отказ кардинала отвечать на вопрос о мастурбации был фактически признанием того, что де Молина этим занимается. Фрейд был в этом уверен. Было бы достаточно простого «нет» или отрицательного покачивания головой, возможно дополненного снисходительной улыбкой, чтобы у доктора остались сомнения. Но вместо этого кардинал отказался отвечать, а во всех случаях, которые он наблюдал у десятков своих пациентов, такое поведение означало скрытое признание. И в любом случае для мужчины, которому тридцать восемь лет и у которого рядом (точнее, в постели) нет женщины, самоудовлетворение вполне нормально, по меньшей мере как способ справляться со своим инстинктом.
С точки зрения расследования то, что де Молина мастурбирует, может быть во всех отношениях доводом в его пользу. Здоровая мастурбация означает отсутствие невроза, то есть уменьшает возможность того, что кардинал каким-то образом был участником или сообщником преступления, вызванного страстью, было ли это убийством или самоубийством.
Но трудности создавало само католическое понятие греха, о котором говорил де Молина. В это понятие входил запрет на упомянутое спасительное упражнение. Сопротивление соблазну вызывало отклонения и неврозы, а тот, кто уступал искушению, испытывал чувство вины. Если кто-то был замешан (кстати, никаких доказательств этого нет) в двойном самоубийстве или убийстве девушки и швейцарского гвардейца, это мог быть только извращенец, какую бы роль он ни сыграл – свидетеля или сообщника.
Что касается исповеди, Фрейд должен был признать, что тут де Молина был прав. Этот вопрос возник у него внезапно и без всякой причины. Впрочем, возможно, причиной было любопытство – его никогда не угасавший интерес к тайне прощения грехов, необъяснимой для еврея, недоступной для воображения атеиста и губительной для психоаналитика.