Зигмунд зажег себе еще одну «Трабукко». Эти итальянские сигары начинали ему нравиться больше остальных, хотя были дешевле кубинских и мексиканских. Курить было как вдыхать запах этой страны, сладкий и горький одновременно, интригующий и уютный, коварный и угнетающий.
Однако он отметил в блокноте пары слов, которые могли иметь особое значение, – в особенности сочетания «молитва – пение», «ложь – огонь» и «нога – лоно». Последняя ассоциация могла быть связана с модой показывать щиколотки из-под одежды. Это едва заметное обнажение ног – интригующий указатель, направляющий на путь к совсем другим частям тела.
Лоно может означать женскую грудь – второй по важности сексуальный образ. Де Молина не позволил своему бессознательному думать о первом важнейшем образе – влагалище и уклонился в сторону. К тому же слово «лоно» более спокойное из-за своего двойного значения – ведь в известной молитве лоном называют чрево Девы Марии, в котором воплотился Иисус. В этом случае тоже неизвестный составитель молитвы заменил один образ другим, стал сам себе цензором, и получилось так, как будто магическое зачатие предполагаемого сына Бога произошло в легких, а не в матке Богородицы.
Если недопустимо пользоваться словом «матка», пусть говорят «живот», «утроба» или «чрево», но хватит этого долбаного лицемерия.
Пение – самая благородная и самая древняя часть молитвы, обряд, объединяющий верующих в поклонении потустороннему символу. Фрейд не смог вспомнить, по какой причине он подчеркнул соединяющую их связь, и перешел к более интересной паре, в которой ложь была связана с огнем. Это было несомненное указание на подавленное чувство вины. Огонь – наказание в аду за ложь, которая пока погребена внутри «Я» де Молины.
– Добрый день, доктор. Ваш бульон остывает.
Фрейд поднял взгляд, но ему понадобилось несколько секунд, чтобы восстановить связь между зрением и сознанием; после этого он смог улыбнуться в ответ на радостную улыбку Анджело Ронкалли.
– Добрый день, Анджело. Извините меня, я задумался.
– Если бы думать было провинностью, в этих стенах не было бы ни одного невиновного человека, – сказал Анджело с притворной покорностью.
Этому юноше всегда удавалось развлечь Фрейда: Ронкалли соединял деревенское остроумие с обезоруживающей осведомленностью. Его тонкое чувство юмора казалось унаследованным напрямую от папы. Если бы понтифики были династией, Анджело был бы достойным сыном такого отца. Фрейд поднес ложку ко рту. Ронкалли действительно был прав. Нет ничего хуже, чем теплый бульон. Он должен быть или горячим, или холодным, а такой он – просто пресное пойло.