Этот священник, должно быть, важная особа: комната у него была огромная, а золотой крест, висевший на его груди, был больше, чем висящий на шее у Мадонны дель Кармине, которую через несколько дней торжественно понесут от церкви Святой Агаты до церкви Сан-Кризогоно. Он говорил тихо, как исповедник; его слова Крочифиса во многих случаях не понимала, но ей казалось, будто они звучали из уст самого Иисуса. Это кончилось тем, что священник просунул руку под ее платье и стал гладить ей бедра, шепча на ухо отрывистые бессвязные слова. В этот момент она инстинктивно понимала, что могла бы сделать с ним все, что захотела. Его лицо покраснело, он тяжело дышал. Иногда он останавливался, улыбался Крочифисе, и они вместе пили это вино, от которого прибавлялись силы и телу становилось тепло. Но она, должно быть, выпила слишком много.
Крочифиса отшатнулась от него только после того, как он засунул ее руку себе под рясу: она более или менее представляла себе, что именно обнаружит там, а из разговоров с подругами постарше знала, что должна делать, но не почувствовала охоты к этому или, может быть, решила, что время еще не настало. Она уже видела, как это делают мальчики. Они проделывали это все вместе и смеялись, когда она проходила мимо; и ей тоже было забавно это наблюдать. Но однажды те же бесстыдные жесты демонстрировал старик-пьяница, стоявший у стены, и ей было противно это видеть.
От ее отказа он не пришел в ярость, как она боялась. Он даже сказал, что еще выше ценит ее невинность и что, поступая так, она обретет благодать Святого Духа и ее мать будет ею довольна. Он поможет ей, и ее бабушка станет поставлять вина из своей лавки на столы Ватикана. А потом он сказал ей, что их отношения станут совершенно особенными, их благословит Бог. Это будет близость двух избранных душ, которые станут встречаться тайно и вместе предаваться восторгу, который удается испытать только святым мужчинам и женщинам.
Так много небесных слов, даже слишком много. За ними последовал поцелуй в губы, и Крочифиса почувствовала, как его язык пытается протиснуться между ее губами. Девушка слегка оттолкнула его и, может быть, немного поиграла с ним, и точно, что она продолжала пить. Больше она ничего не помнила кроме того, что каким-то образом снова оказалась дома вместе с матерью, которая плакала в объятиях этого неприятного доктора-австрийца.
Какой подлец: воспользовался тем, что у женщины горе! Но теперь она сама придумает, как с этим быть. Если тот влиятельный священник сдержит свое слово, жизнь изменится для всей их семьи. Они станут важными синьорами, а сама она будет певицей или балериной в опере. Много знатных мужчин будут стоять в очереди, чтобы поговорить с ней или пригласить ее на ужин и подарить ей цветы, с которыми она не будет знать, что делать, и украшения, которые она будет надевать все сразу, как Мадонна.