– Готовься, Печчи, – говорил ему Бог, обращаясь по фамилии, чтобы поддерживать положенное расстояние между ними. – Я слишком долго держу тебя на этой гнусной земле, и ты не должен злоупотреблять этим.
– Я это знаю, Господи, и я готов.
– Твои слова будут неправдой, Печчи, если ты бросишь это дело и просто отдашься на Мою волю.
– Но это Ты, Господи, поставил меня в такие условия; я беспокоюсь лишь о том, кто станет Твоим новым наместником. Наступили печальные и тяжелые времена, никто больше не боится Тебя: посмотри, что сделали Тебе пьемонтцы.
Папе показалось, что в его сердце раздался и долетел до ушей тихий смех. «Если это смех Бога, то, когда я встречусь с Ним, мне там будет хорошо», – подумал он. Господь – поистине необыкновенное существо. Он живет везде, но в первую очередь в сознании каждого человека – если, конечно, это утверждение не ересь.
– Ты хорошо знаешь, Печчи, что мне важен только мир между людьми, и чтобы они шли путем добра, и чтобы они любили друг друга. Все остальное – ерунда, как сказал мой сынок.
– Господи, я прошу Тебя только об одном: помоги мне сделать так, чтобы следующий папа был достоин Тебя, а после этого поступай со мной, как захочешь.
– Вот это лучше, Печчи, но пусть этот не верящий в Меня австриец немного поторопится. Осталось мало времени – и не у меня.
«Я уже не ребенок!» Она уже не маленькая девочка, что бы ни думала ее мать. Правда, она и не женщина – пока. Но на ее формы уже засматриваются молодые парни – и не только они. Крочифиса посмотрела на себя в зеркало и погладила бока поверх легкого платья точно так, как сделал тот священник в черном.
Когда это было? Кажется, два дня назад; но после того, как она выпила то вино, воспоминания стали смутными. Однако она прекрасно помнила этого мужчину, который говорил ей о Боге и о своем внимании к беднякам и при этом держал ее на коленях, как ласковый отец. Сначала Крочифиса ничего не поняла, и комната, куда он ее пригласил, показалась ей прихожей рая: там были конфеты, которые ей можно было есть, большие кресла и такие мягкие подушки, на каких она еще никогда не сидела.
– Потрогай их, – сказал ей священник. – Они из гусиных перьев. Современные девушки тоже немного похожи на молоденьких гусынь. Но ты, – добавил он, – кажется, не такая. Ты уже дорога Господу, на тебе есть стигматы его славы.
Крочифиса не знала трудное слово «стигматы», и, когда он объяснил, что оно означает раны на теле, которые возникают на местах ран распятого Христа, она испугалась. А потом немного смутилась и растерялась, когда он коснулся ее ступней, показывая, где были раны на Его ступнях, затем дотронулся до ладоней. После этого он показал ей, где была самая тяжелая рана, та, которая на груди, и долго, настойчиво гладил ее грудь вокруг этого места пальцем, а потом ладонью. Сначала Крочифисе было стыдно, но, когда она увидела, как дрожит его ладонь, вместо стыда у нее вдруг возникло новое, неожиданное знание. Взгляд этого мужчины, то, как он вздрагивал, его глаза, которые он не отводил от ее груди, лучше, чем тысяча объяснений сказали ей, что она имеет над ним власть, похожую на ту, которую в детстве имела над матерью. Тогда она плакала и топала ногами, изображая ярость и горе, пока не получала то, чего хотела.