1. Перейдем теперь к письмам дедушки Миши Медведкова с фронта к дочери.
Самого дедушку я помню плохо и, похоже, чужой памятью, то есть, вероятнее всего, с рассказов мамы, ибо умер он, как мы уже знаем, когда мне было пять лет, после чего из четырех бабушек-дедушек у меня осталась одна только Рая Ярхо. Посреди этой моей-не-моей памяти располагается дедушкин двор, его собственный. Ибо он первым из Медведковых покинул усадьбу на Феодосийском шоссе, откуда увели Гитю, и поселился отдельно, в доме с садом, чтобы не мешали жить, как ему нравилось. Мама уговаривала его впоследствии продать этот дом и переехать под Москву, так она смогла бы его навещать и о нем заботиться, но он категорически отказался и умер один. Там у него, в этом саду, все росло и жило как попало, травы, деревья, цветы, собаки, кошки, птицы. И вот я что-то там захотела взять-потрогать-погладить и, подойдя, спросила вежливо-воспитанно, а можно ли? На что дедушка отвел меня в сторону и не напоказ, а строго и ясно, как это бывает меж двух людей, взрослым и ребенком, сказал:
– Никогда у меня таких вещей не спрашивай; у меня все можно.
То есть наказал ребенку самовольничать в доме у взрослого, как если бы в этой свободе и заключалась дисциплина. И я помню (помню ли?) это вдруг возникшее взрослое чувство (ибо сразу повзрослела) и мысль: а действительно, если не спрашивать, если это не зависит от разрешения, хочется ли мне этого? Раз все можно, значит нужно самой выбирать, гладить ли кошку, кормить ли собаку. Собаку звали Мулькой.
С этой Мулькой (что за имя такое, не человеческое, но и не собачье, ни на что не похожее?) дедушка Миша ходил, получив пенсию, в ресторан, брал два блюда и одно ставил на пол, для нее. За несколько дней до его смерти Мулька пропала, больше ее, лохматой, никто не видел. Там ли она, Мулька, с ними, с Михаилом и Гитей, в их сумасшедшем любовном заповеднике? Несомненно. А было-то ему, дедушке Мише, когда он умер, всего шестьдесят лет, а на фотографиях – все восемьдесят.
2. Так, письма с фронта.
Во-первых, не письма, а открытки, всегда с какими-то специально подобранными картинками, как будто у него там, на фронте, в пехоте, был книжный магазин или по меньшей мере ларек с большим выбором картинок и он специально их выбирал. Вот целых десять карточек в зеленых рамках с изображенными на них разными очеловеченными зверюшками, вроде рисунков Сутеева. Текст, написанный дедушкиной рукой на оборотной стороне, переходит с одной картинки на другую (они все пронумерованы, как страницы рукописи). Размер – с ладошку.