– Вот как? И почему же?
– Утром ко мне пришли двое полицейских и заявили, что им необходимо обыскать мой погреб. При этом они вели себя в высшей степени по-хамски.
– Вот как?
– Да, представь себе, они даже позволили себе мной командовать, как будто я… Ну, в общем-то они сказали, что ищут двух девушек, которых… Эй, куда же ты, ведь ты еще не доел?! Вот черт! Бегу за ним, так что начинаем план «Б» – надеюсь, реакция окажется более адекватной.
Конрад Симонсен тихо пробормотал:
– Что ж, попробовать все-таки стоило.
Поуль Троульсен проявил гораздо больше оптимизма:
– Посмотрим, как он поведет себя дальше. Я убежден, шансы у нас все еще есть.
Шеф ПСК хмуро процедил сквозь зубы:
– Сейчас, во всяком случае, уже поздно это обсуждать.
Ему никто не ответил. Чуть позже вновь раздался голос Графини – теперь он звучал жалобно:
– Ради Бога, Андреас Фалькенборг, прости меня! Да, я знаю твое имя, я не та, за кого себя выдавала. Но ты один знаешь, где сейчас находится моя дочь, и понимаешь, что она умрет, если ты мне не поможешь. В глубине души я надеюсь, ты отдаешь себе отчет, что поступаешь неверно. Ты не должен отнимать ее у меня, подумай о своей матери, о том, как она страдала! Все то зло, что ты причинил ей, еще можно исправить, вернув мне моего ребенка. Ее зовут Полина… Да-да, я сейчас уйду, но ради Бога, подумай об этом! Подумай, хотя бы ради своей матери и спасения своей души!
Поуль Троульсен недоуменно сказал:
– Почему он так ничего ей не ответил? Что это – хороший или дурной знак?
Шеф ПСК с ним не согласился:
– По-моему, он все же что-то сказал, только очень тихо.
Конрад Симонсен подумал, что здесь он уж явно переборщил, и решил не становиться на сторону контрразведчика. Все прочие воздержались от каких-либо комментариев. Через некоторое время голос Графини вновь наполнил помещение:
– Я остаюсь на парковке. Последнее признание произвело на него огромное впечатление, хотя он меня и прогнал. Ну да ладно, теперь микрофон мне больше не нужен. Симон, я скоро перезвоню тебе.
Секунд через двадцать мобильник Конрада Симонсена действительно ожил. Включив его, он то слушал, то делал вид, что пересказывает слова Графини остальным, то отвечал ей. Таким образом, у всех создалось впечатление, что они тоже участвуют в разговоре.
Графиня сказала:
– Время поджимает, Симон. Он все еще сидит в своей машине, но если он уедет, и люди из ПСК его потеряют, то, считай, все пропало. Где же «гориллы» Холодного Доктора? Я не вижу никого… Хотя нет, погоди, они здесь.
Выслушав ее, Конрад Симонсен повернулся к коллегам: