Шеф ПСК продолжал жестко настаивать:
– Так прими же наконец хоть какое-то решение! Разве ты не понимаешь, что время не терпит?
Однако это не помогло – скорее, наоборот. Сокрушенно качая головой, Конрад Симонсен тяжело засопел и моментально покрылся потом; казалось, влага сочится из каждой поры на его лице. Больше всего сейчас он напоминал вареного рака, и его вид был гораздо более красноречив, чем растерянное молчание.
Шеф ПСК в отчаянии всплеснул руками и с умоляющим видом повернулся к директору департамента полиции, которая, помедлив несколько секунд, все же решилась и отдала распоряжение:
– Немедленно снять наблюдение.
Референт с готовностью занес эти слова в протокол.
У шефа ПСК был такой же микрофон, как и у Графини, прикрепленный, правда, не к лацкану, а под ним. Отогнув лацкан, шеф ПСК включил микрофон, повернув свисающий на шнурке тумблер, и скомандовал:
– Всем подразделениям немедленно выйти из поля зрения объекта. Я повторяю: всем подразделениям немедленно выйти из поля зрения объекта. Всем без исключения удалиться на расстояние минимум 500 метров от него.
Конрад Симонсен начал наконец мало-помалу приходить в себя. Директор департамента полиции с тревогой посмотрела на него, и он извинился:
– Прошу прощения, обещаю, это больше не повторится.
Шеф ПСК поддержал его перед непосредственным начальством:
– Ничего страшного, такое иногда случается. Счастье еще, что ты оказалась рядом и смогла сделать необходимые распоряжения.
Затем он покосился на Конрада Симонсена, который уже почти совсем оправился.
– Когда на тебя оказывают такое давление, немудрено ненадолго утратить контроль над собой. Даже со мной такое порой бывает – ну, да ты наверняка читала об этом. Директор департамента полиции, успокоившись, подтвердила:
– Да, разумеется. Я прекрасно понимаю, что это все мелочи.
В этот момент в динамиках вновь раздался голос Графини; все насторожились.
– Большое спасибо.
– За что?
– Ну, как? Ты же последил за моей едой.
– Да ладно, не за что.
– Ты часто здесь бываешь?
– Нет.
– Вообще-то кормят здесь неплохо, не находишь?
– Так себе.
– Так ты гурман? Что до меня, то я – всеядная, разумеется, в определенных границах, если ты понимаешь, о чем я. Правда, есть одна вещь, без которой мне, похоже, сейчас никак не обойтись. И знаешь, что это? Тебя ведь Пронто зовут?
– Пронто.
– Ну да, ты говорил. Так как ты думаешь, Пронто, что это за вещь?
– Не знаю.
– Капелька коньяка к кофе. Мне также очень хотелось бы угостить и тебя.
– Спасибо, не стоит.
– Просто я до сих пор не в своей тарелке. Ей-богу, вся дрожу.