Ренуар сажает модель в кресло, фоном выбирает разбросанные вокруг одежды и ткани. Он распластывает реальное пространство комнаты, превращает его в поверхность, на которой располагаются не объемные предметы, а их цветовые обозначения. Художник видит, как поток яркого света заливает фигуру, зажигая ее ослепительным сиянием, как по-разному отражают этот свет смятые в беспорядке гладкие ткани и ворсистая фактура кресла, как «вбирает» его матово-розовеющее тело и как мягко оно начинает светиться. Он заставляет и нас постигать красоту голубовато-изумрудных, холодных в тени оттенков белья, которые принимают теплые отблески от телесных тонов, связывая их легкими рефлексами и бликами. Мы ощущаем холодный блеск браслета и влажных голубеющих белков глаз, начинаем оценивать разницу между теплым румянцем и нежной шелковистостью тела. Мастер пишет прозрачно, накладывая один слой краски на другой, что придает живописи тончайшее мерцание, притягивающее наш взгляд в глубину.
Словно в холодном зеленовато-голубом ореоле предстает это сверкающее красками и излучающее свет живое теплое тело. Как ликующий гимн красоте человеческой плоти, как символ радостного восхищения ее чувственной прелестью, как выражение бесконечного восторга перед ее красочным богатством звучит это замечательное произведение Ренуара.
Для творчества мастера 70-х годов было характерно особое разнообразие жанров и тематики. Портрет — интимный и парадный, городской и сельский пейзаж, декоративные росписи, натюрморт, обнаженная натура, бытовые сцены — все привлекало в то время Ренуара и все удавалось ему тогда.
К 3-й выставке импрессионистов 1877 года художник подготовил одно из самых сложных по замыслу произведений «Мулен де ла Галлетт»>[205]. История его создания восстанавливается Жаном Ренуаром последовательно и очень подробно. И теперь при взгляде на известное луврское полотно будет непременно вспоминаться подвижный худощавый Пьер-Огюст, с трудом перетаскивающий большой холст по крутым улочкам Монмартра, кокетливые модистки — импровизированные натурщицы, веселый бал в пользу учрежденного Ренуаром «Пупоната», о котором с таким увлечением рассказывает автор книги, счастливое беззаботное время, когда «механика не успела еще завладеть жизнью и люди умели смеяться по-настоящему».
Что привлекло Ренуара в этом столь обычном для Монмартра зрелище отдыха богемы — художников, студентов, мидинеток, актрис, натурщиц? Та поэтичная атмосфера бездумной радости, без которой жизнь казалось ему незаполненной и бессмысленной? То очарование неуловимых улыбок, взглядов, полунамеков, возникающих между людьми и рождающих трепетную взволнованность мимолетной влюбленности, которыми он так восхищался, созерцая картины Ватто? Та здоровая жизнерадостность, которую дарил ему мир и которую он со всей щедростью и полнокровностью своего таланта отдавал людям? Или интерес к фиксации изменчивых движений танцующих, прихотливой игры бликов затухающего солнца и цветовых пятен?