– Мой муж…
Он остановил ее, подняв руку.
– Магда говорит, мужчина очень печален. Я получаю букву «п»… Она значит для вас что-то? И букву «с».
Женщина ахнула.
– Буква «с» очень сильная. Я чувствую, это важно.
Закидывает удочку. Ловко. Интересно, сколько букв приходится обычно называть Бартону, прежде чем он попадет в цель? В такой толпе, как сего-дня, у него всегда есть возможность переключиться на кого-то другого, сославшись на духов. От таких мыслей Кэти стало плохо. Все эти бедолаги пришли сюда за ответами. Все они жаждут утешения, принести которое может знание, и это знание Бартон получает от них самих.
– Наш сын. Саймон.
– Он говорит, что ему не нравится видеть вас такими несчастными. Это похоже на него?
Конечно, так можно сказать о любом.
Женщина утерла салфеткой глаза и молча кивнула. Ни призраков, ни духов, ни упырей.
Кэти заерзала. Смотреть этот спектакль было невыносимо. Тем более что она прекрасно знала – здесь никого нет.
Она повернулась к Максу. Тот по-прежнему сидел, наклонившись вперед, с сердитым лицом, готовый, казалось, разбить что-нибудь вдребезги. Его можно было понять.
Молодая женщина в первом ряду расплакалась, и Бартон сочувственно посмотрел на нее со сцены.
– Ваш дедушка шлет вам привет.
– Ничего он не шлет.
Резкий, с хорошо знакомыми сердитыми нотками, голос Вайолет прозвучал в правом ухе Кэти. Она резко обернулась, но никого не увидела. Сидевший позади плотный мужчина посмотрел на нее с некоторым недоумением.
– Где ты? – спросила Кэти негромко. Почти шепотом. Тем не менее сосед справа взглянул на нее и тут же отвел глаза. Думает, наверно, что я рехнулась. Ее так и подмывало подняться и сказать: «Вы отдаете свои деньги человеку, который выдает себя за медиума».
Бартон закинул голову назад, и публика ахнула. Глаза его закатились. Кэти понимала – это главный трюк, означающий, что им «овладел дух». Уже другим, непривычно высоким, писклявым голосом, о котором «Бирмингем газет» писала, что «такое не пропустишь», он произнес:
– Мамочка?
Чтобы не рассмеяться вслух, Кэти накрыла ладонью рот. Посмотреть на Макса она не рискнула, понимая, что уж точно не сможет промолчать.
– Темно, – снова пискнул Бартон. – Хочу к мамочке. – Он уронил голову, свесил руки и обмяк, но через несколько секунд встрепенулся и устремил невидящий взгляд вдаль, поверх голов замерших зрителей. – Ку-ку. – Медиум больше не визжал, но было в его голосе что-то такое, отчего по спине у Кэти побежали мурашки.
– Какой забавный толстячок. Не пустить ли мне его в пляс? – Глаза Бартона расширились от страха.