– Послушай, – очень тихим голосом сказал он. – Я хочу, чтобы ты понял. Я ведь мужчина и…
– Ну и что с того, что ты мужчина? – оборвал его Черчилль.
Отец потерял дар речи. Черчилль разбил его защиту спокойно и уверенно – точно так же через много лет он будет побеждать своих оппонентов в зале суда.
На следующий день симпатичная мать Шахара Коэна перешла к другому инструктору по вождению. И в первый день в новой школе никто Черчилля не убил. Напротив, в новой школе расцвели все таланты Черчилля.
Вначале он сумел убедить грозную математичку Шошану Рот не задавать столько на дом, предоставив ей сводную таблицу, включающую все домашние задания по всем предметам на тот день, а также статистические расчеты, доказывающие, что добросовестное выполнение этих заданий невозможно физически в силу нехватки времени. На перемене он вышел на футбольное поле и авторитетно разрешил спор двух команд о том, был штрафной или нет, а в конце дня как ни в чем не бывало приблизился к воображале Роне Равив, с которой с начальной школы никто не осмеливался заговаривать, и запросто вступил с ней в беседу и даже умудрился дважды ее рассмешить. Пару недель спустя вокруг него сложилась небольшая группа фанатов, которые подражали его походке, его манере одеваться, смеяться и курить и ловили каждое его слово.
Шахар Коэн никогда не входил в эту клику почитателей, хотя всегда ошивался где-то рядом. Все эти годы между ним и Черчиллем тлела тихая вражда, и никто не знал, в чем ее причина. И только в ту ночь, когда мы возвращались домой из Мицпе-Рамона после безуспешных поисков ветеринара Рикардо Луиса и Офир с Амихаем заснули на заднем сиденье, а мы не смогли поймать в эфире ничего, кроме радиостанции Аммана, Черчилль, глядя в окружавшую нас беспросветную темноту, все это мне рассказал, а под конец добавил: «Имей в виду, Фрид, никто на свете, кроме тебя, не знает об этом». Я промолчал, ощущая себя невероятным везунчиком и ужасно важной персоной.
* * *
Об «обстоятельствах личного характера» я услышал из первых уст.
Через несколько дней после того, как эта история взорвала телеэфир, Черчилль постучал ко мне в дверь.
Одет он был странно. Низ – черные брюки и начищенные до блеска ботинки – явно принадлежал судейскому чиновнику. Но сверху он напялил старую футболку «Маккаби» с номером Эяля Берковича. Под футболкой проступало типично израильское брюшко. Интересно, подумал я, это Черчилль растолстел недавно или я раньше этого не замечал?
– Можно к тебе? – спросил он. – Извини за позднее вторжение…
– Ерунда, заходи.