– Точку разврата, – повторил Черчилль одну из шуточек Офира времен его славных трудов на ниве рекламы.
Пестрая процессия скрылась за углом, но Черчилль еще долго стоял у окна, словно опечаленный тем, что ему придется вернуться к рассказу про Керен. Наверное, он предпочел бы присоединиться к танцорам, бить в барабан и забыть обо всем.
– Скажи, – вдруг спросил он, – на своей свадьбе я выглядел таким же счастливым, как та пара на улице?
Я не знал, что ответить. На его свадьбе я по большей части смотрел на невесту.
– Нет, я не был таким же счастливым, – продолжил Черчилль, не дожидаясь ответа. – Потому что даже на свадьбе я думал о Керен. Вспомнил о ней по меньшей мере дважды за церемонию. Вот почему я так напился. Чтобы избавиться от мыслей о ней. И от мыслей о записках с пожеланиями. Тех самых, написанных к следующему чемпионату. В одной из тех, которые я не читал вслух, я написал: «Хочу встретиться с Керен, совершенно случайно, когда навсегда ее забуду».
– «…Я в Галилее раз девчонку полюбил…» – подхватил я песню Меира Ариэля.
Черчилль одарил меня теплым взглядом – такими мы часто обменивались раньше, еще до разрыва. Они означали: как здорово, что на свете есть человек, способный понять мои самые тонкие намеки.
– Знаешь, что самое смешное? – продолжил он чуть бодрее. – Все эти годы она и правда жила в Галилее. В какой-то деревушке возле Кармиэля.
– Одна?
– То одна, то с кем-то. По крайней мере, так она мне сказала. Я уже не знаю, чему верить, а чему нет. Она сказала, что ни за какие деньги не откажется от своей свободы, и тут же пригласила меня в гости. Я ответил, что как-нибудь обязательно заскочу. Тогда она закинула ногу на ногу – не забывай, на ней было платье с разрезом на боку – и сказала: «Я имею в виду – сейчас».
– Значит, ты с ней переспал, – нетерпеливо перебил его я.
– Да. Но с единственной целью – изгнать злого духа. Я говорил себе: да, я изменяю Яаре, но делаю это для ее же блага.
– Для ее блага? – воскликнул я. Я начинал подозревать, что Черчилль снова намеревается запутать меня своей хитроумной риторикой.
– Знаю, это звучит мерзко, – сказал он, – но именно так я и думал. Что если я с ней пересплю, то узнаю ее тайну. А если я узнаю ее тайну, она больше не будет сводить меня с ума.
– Ну и как, узнал? – спросил я, надеясь, что в моем голосе не звучит презрение.
– Узнал, – печально сказал Черчилль. – Мы пришли к ней. Стали целоваться. Вдруг она останавливает меня и говорит: «Мне нужно тебе кое-что сказать». А я уже весь горю, уже по краям обуглился, как поздравительные открытки, которые я когда-то делал для вас, ребята. Она отводит мою руку и говорит, что, как ей кажется, я должен знать: она оказалась в суде не случайно.