– И что же она там делала?
– Она – дочь обвиняемого.
– Вау!
– Старшая дочь, от первого брака. На самом деле они не слишком близки, скорее наоборот – она с ним на ножах. Даже фамилию изменила. Строго говоря, она сама не знала, зачем пришла в суд: поддержать его или позлорадствовать.
– Погоди-ка, а это законно?
– Что?
– Чтобы прокурор встречался с дочерью обвиняемого?
– С этической точки зрения это нехорошо, но если он не в курсе, что она дочь обвиняемого, ему трудно предъявить претензию.
– Так вот почему она…
– …мне это сказала. Именно так. Чтобы потом по записи можно было удостовериться, что я был в курсе.
– Какой записи?
– Записи скрытой камерой. Они подошли к делу серьезно.
– Но зачем? К чему такие сложности? Тебя отстранят, назначат другого прокурора, разве нет?
– Они уверены, что именно от меня зависит исход дела. Что я маниакально добиваюсь обвинительного приговора, потому что действую из карьерных соображений. Они с самого начала стояли на этом.
– А насчет Керен?… Ты ни разу ничего не заподозрил?
Черчилль грустно усмехнулся:
– Заподозрил? Чтобы что-то заподозрить, нужно задуматься. А я вообще ни о чем не думал. Десять лет! Десять лет после Куско она не шла у меня из головы, и вот я вижу ее наяву. Она стоит рядом со мной. В платье с разрезом. Понимаешь? Я не мог глаз от нее отвести – это было все равно что перестать дышать.
Черчилль снова встал и подошел к окну. Он обшаривал глазами улицу, надеясь наткнуться еще на какую-нибудь занятную картину и избавиться от необходимости довести свой рассказ до конца.
– На следующий день, – сказал он, повернувшись ко мне, – я пошел к окружному прокурору исповедаться. Оказалось, она в курсе. Пленку ей прислали еще ночью. В принципе мы нормально поговорили. Она оценила, что я пришел к ней по собственной инициативе. Тот факт, что родные обвиняемого приложили столько усилий, чтобы вывести меня из игры, сказала она, доказывает, что они меня боятся. Но у нее нет выбора, она вынуждена меня отстранить. Предложила объявить об этом сразу, пока информация не просочилась в прессу. Сказала, что сделает это сама. Лучше, если общественность узнает обо всем от нее, а не из газет. Она опустила руку мне на плечо и добавила, что я еще молод, поэтому так важно, чтобы я извлек из этой ошибки урок… Вот и все. Через два часа ко мне в кабинет пришли за коробками.
– За какими коробками?
– В которых мы держим документы. Я корпел над ними целый год. Они мне по ночам снились. А тут за два часа раз – и все кончилось. На следующее утро я заглянул в список дел…
– Каких дел?