Она снова отвернулась к окну, а я мысленно обозвал себя дураком. Я думал, она вспомнит. Как-то раз, когда мы с ней ездили в Синайскую пустыню, по пути играли в такую игру. Один произносит название книги, а второй должен ответить названием другой, которое начинается на последнюю букву первого. «Идиот», – могла бы сказать Яара. Или «Игра в классики». Есть куча книг, которые начинаются на «И». Но она все забыла.
– Все-таки вы так и не повзрослели, вся ваша братия из Хайфы, – вдруг сказала она (мы только что миновали ту точку сразу за Хадерой, после которой стали ближе к Тель-Авиву, чем к Хайфе).
– Почему? Что ты имеешь в виду?
– Вся эта затея… Записки с желаниями к следующему чемпионату… И то, как вы сейчас ведете себя с Амихаем… Это чистая Хайфа.
– А конкретнее? Что значит «чистая Хайфа»?
– Не знаю.
И только в Нетании, когда я уже думал, что она забыла мой вопрос, Яара вдруг сказала:
– Вам не наплевать.
– Что?
– Ты хочешь, чтобы я объяснила, что такое, на мой взгляд, дух Хайфы? Пожалуйста. Вам не наплевать друг на друга. В этом есть что-то старомодное. В наши дни всем плевать на все. Кроме денег.
– Это слишком смелое обобщение. В Иерусалиме тоже есть неравнодушные люди.
– Нет, только в Хайфе. И знаешь что? На самом деле вас таких только четверо. Мир вокруг вас становится все более циничным и жестоким, а вы вчетвером сбились в тесный кружок и заботитесь друг о друге.
– Но это и есть дружба, разве нет? Оазис в пустыне… Плот из крепко связанных бревен… Или… маленькая страна в окружении врагов. Ты не согласна?
– Понятия не имею, – ответила Яара. – Ты же знаешь, у меня никогда не было друзей.
Я промолчал и переключил радио. Я отлично понимал, что стоит за этим ее жалобным «у меня никогда не было друзей», и не хотел снова заводить этот разговор и снова лгать ей, что у нее нет друзей, кроме ее парня, просто потому, что ей не повезло и так неудачно сложились обстоятельства, хотя каждый из нас знал: она ничем не готова жертвовать ради дружбы с человеком, который в нее не влюблен.
– Скажи, – после недолгого молчания спросила она, повернувшись ко мне (салон наполнил острый аромат цитрусовых, хотя все окна были закрыты), – а что написал ты?
– Где? – прикинулся я дурачком.
– На этих футбольных бумажках. Какое желание загадал ты?
– Черчилль тебе не говорил?
– Я не смогла из него вытянуть.
– Значит, и из меня не вытянешь, – сказал я и дал по газам.
– Ладно, – в голосе Яары прозвучала прежняя нежность. – Не хочешь – не говори. Мне просто было любопытно. Ты так мало о себе рассказываешь. Вот я и подумала… Слушай, а можешь хотя бы сказать?… То желание, которое ты загадал, – ты приблизился к его осуществлению? Оно сбудется?