На протяжении нескольких месяцев после этого события Рассел чувствует, что на него снизошло озарение и что он способен читать сокровенные мысли любого встреченного на улице человека. Со временем это мистическое ощущение стерлось, но память о тех минутах в доме семьи Уайтхед осталась с ним навсегда и, судя по всему, легла в основу его перехода от империализма к пацифизму. Тот самый Рассел, который вырос в семье политиков-консерваторов и с раннего детства истово верил в священную необходимость сохранить величие Британской империи, тот самый Рассел, который всего двумя годами раньше, в 1899 году, горячо желал Британии победы в жестокой войне против буров в Южной Африке, за пять минут, как он сам утверждал, превратился в пацифиста, сторонника отказников от военной службы, а позже стал глашатаем движения, выступавшего против участия Великобритании в Первой мировой войне…
Кроме той фотографии с Амихаем на крыше, других с интифады у меня нет. Похоже, я сильно сомневался, что когда-нибудь буду скучать по тому, чем мы занимались в Наблусе, Джабалии или Рафиахе. Наверное, поэтому я и не завел в армии настоящих друзей. Отец Офира, например, встречался с товарищами по бронетанковому корпусу трижды в год и предвкушал встречу как минимум за месяц. Отец Черчилля продолжал дружить с тремя десантниками; некоторое время назад один из них оплатил другому операцию за границей. Наверное, для них и для многих их ровесников служба в армии заложила основу для своеобразного братства. В моем случае все обстояло с точностью до наоборот. Я завел себе друзей до армии. Когда я сталкиваюсь с кем-нибудь из тех, кто вместе со мной служил на Палестинских территориях, мы перебрасываемся парой слов, не более, и меня не покидает ощущение, что мы оба внутренне сжимаемся. Возможно, впрочем, что сжимаюсь только я – из-за собственной склонности всегда быть в оппозиции; Амихай, к примеру, до сих пор поддерживает связь с однополчанами и, если его расспросить, представит свою версию интифады: это будет история воинского братства, предотвращенных терактов и превентивных ударов; и вообще, скажет он, в армии он познакомился с Иланой, спасся от своей жуткой семейки и навязанной ему роли и в эти три года впервые после гибели отца почувствовал себя живым…
Но раз уж рассказчиком выступаю я, мне придется признаться, что за время службы в армии произошло немало такого, что не дает мне повода гордиться собой. Самый отвратительный эпизод имел место в 1990 году и совпал с чемпионатом мира. Мы тогда занимали позицию в бетонной коробке на окраине Наблуса.