. Неопубликованные строки из «Андрея Шенье» никогда не появлялись в печати при жизни поэта, а были впервые опубликованы в России в относительной полноте только в 1870 году, то есть после смерти всех тех, кто мог его слышать в сентябре — октябре 1826 года. Таким образом, никто из них, исключая Погодина (ум. в 1875 г.), не имел возможности их идентифицировать. Кроме того, период распространения «Андрея Шенье» — с сентября 1826 года, когда Пушкин приехал в Москву, до января 1827 года, когда поэт был привлечен к следствию об «Андрее Шенье», — оказался очень коротким, что, возможно, и создало у мемуаристов впечатление, что Пушкин его уничтожил.
Гипотеза о том, что читаемое Пушкиным в сентябре — октябре 1826 года под названием «Пророк» (или под сходным названием, возможно «Пророчество») было совсем не тем стихотворением, которое под заглавием «Пророк» появилось в «Московском вестнике», позволяет по-новому взглянуть на вопрос о пушкинском авторстве последней строфы стихотворения. Если с текстом «канонического» «Пророка» Шевырев, Хомяков, Погодин, Соболевский, А. Веневитинов познакомились только из публикации в «Московском вестнике» (или незадолго до этого срока, когда Соболевский привез стихотворение в Москву), то и с текстом «спорной» строфы они могли познакомиться только тогда или позже. При этом совершенно невероятно, чтобы они получили ее от самого Пушкина (по причинам, изложенным выше). Идейно и тематически «Пророк» занимает место между «Стансами» (1826) и посланием «Друзьям» (1828); последнее произведение, безусловно, продолжает тему «пророческого служения», начатую в «Пророке»:
Беда стране, где раб и льстец
Одни приближены к престолу,
А небом избранный певец
Молчит, потупя очи долу. (III, 90)
Манифестируемая (как вскоре выяснилось, ошибочно) Пушкиным «близость к престолу… небом избранного певца» и стала тем обстоятельством, которое весьма осложнило взаимоотношения поэта не только с кругом московских любомудров, но и со значительно менее оппозиционно настроенными друзьями, А. И. Тургеневым, П. А. Катениным, П. А. Вяземским, H. М. Языковым[394]. Однако любомудры переживали отступничество, как им представлялось, своего кумира Пушкина сильнее всего. Именно из этого круга раздавалась весьма резкая критика поведения поэта. По словам С. П. Шевырева,
Москва неблагородно поступила с ним: после неумеренных похвал и лестных приемов охладели к нему, начали даже клеветать на него, возводить на него обвинения в ласкательстве, наушничестве и шпионстве перед государем. Это и было причиной, что он оставил Москву