; так стихотворение осталось неизвестным не только широкой публике, но и друзьям. Не ясно также, знали ли «друзья» о том, что в «Записке о народном воспитании» Пушкин заступился за Николая Тургенева. При том, конечно, что этот документ никогда не был обнародован при жизни поэта, тот секрета из него не делал и рассказал о «Записке» А. Н. Вульфу. В пересказе последнего упоминание о Николае Тургеневе отсутствует
[447]. Но в «Стансах» Пушкин защищает его, пожалуй, еще более определенно, чем в «Записке». Увы, это не поколебало мнения современников о «заказном» характере стихотворения. Причина, возможно, заключается в том, что сам Н. И. Тургенев строил свою защиту, не прося «милости» у императора, а доказывая свою полную невиновность
[448].
В 1827 году обращение к имени Николая Тургенева было особенно актуально для друзей декабриста и болезненно для правительства. Летом 1827 года Ф. В. Булгарин написал донос о публикации в «Московском телеграфе» цикла статей А. И. Тургенева под общим заглавием «Письма из Дрездена». Имя Н. И. Тургенева здесь явно не упоминалось, но Булгарин увидел намек на него там, где «явно обнаружено сожаление о погибших друзьях и прошедших золотых временах»[449].
3
К осени 1827 года, ко времени обнародования «Стансов», стало совершенно очевидно, что все надежды друзей в отношении Н. Тургенева не оправдались, само выражение надежды на «славу и добро» находилось в противоречии с тяжелым настроением, царившим в обществе. Вяземский писал А. Тургеневу и Жуковскому в конце ноября 1826 года:
Зачем Козлов приплел к своей Абидосской Невесте дедикацию, отзывающуюся семидесятыми годами? Досадно и грустно. Хотел бы похвалить поэму, но рука не поднимается упомянуть об эпистоле. Не наше дело судить, а все-таки сто двадцать братьев на каторге. Можно бы пол жизнью купить забвение 14-го Декабря, а не то что воспевать его, разве с тем, чтобы призывать милосердие на головы виновных и жертв. Не говорю уже о чувстве, но досадую на неприличие. C’est aussi un manque de tact: уж лучше еще печатать детские сказки у Булгарина… Я уверен, что все пойдет по-старому. Полетика говорил мне, что он дает год срока, а пока все еще надеется, но что если после года ничего твердо лучшего не будет, то и он откажется от надежды[450].
Упомянутый в письме Вяземского поэт И. И. Козлов посвятил свой перевод «Абидосской невесты» Байрона императрице Александре Федоровне. Недовольство Вяземского вызвали, скорее всего, следующие строки посвящения:
…Русского Царя, любви земли родной,
Чей первый царства день был днем безмерной славы,