. Примечательна исповедь деиста:
— Mais cependant quelle fut ta croyance?
— L’âme immortelle, un Dieu qui recompense
Et qui punit; rien de plus
(— И все же, какова была твоя вера?
— Бессмертная душа, Бог, что воздает
И карает, а более — ничего)
[235]Стихотворение также содержит неотмеченную цитату из Парни; так, строка послания «сын птички и Марии» есть автоцитата из «Гавриилиады» и одновременно реминисценция из «Войны богов»: «Fils d’un pigeon, nourri dans une êtable…» («Сын голубя, вскормленный в яслях…»)[236].
Поэма Парни включает в себя и описание таинства евхаристии в пародийном ключе:
Bois maintenant; et n’en crois pas tes yeux,
Car ce vin-là… — Le Falerne vaut mieux
— C’est cependant un Dieu que tu digères…
(Пей теперь и не верь своим глазам,
Ибо это вино… — Фалернское получше.
— Однако, ты Бога поглощаешь…)
[237]Отличительная особенность евхаристии, по Парни, как и у Пушкина, — плохое вино.
В «Войне богов» есть и явно выраженный политический аспект, и к этому произведению может восходить образ «народов» из послания Давыдову, любящих тишину и ярмо больше, чем свободу:
Mais ces valets, bénissant l’esclavage,
Vexés, battus, ne regiment jamais…
(Но эти слуги, благословляя рабство,
Притесняемые, битые, никогда не противятся…)
[238]Актуальность поэмы Парни для Пушкина весной 1821 года очевидна. При этом, вопреки отмеченному сходству, идеологически позиции Пушкина и Парни не тождественны, и отношение Пушкина к Всевышнему значительно более личное, чем дистанцированный от Творца деизм Парни.
Об этом, как нам представляется, свидетельствуют случаи «скандального» поведения Пушкина в Страстную неделю 1821 года. Так, И. П. Липранди вспоминал:
Попугая в стоявшей клетке на балконе ‹Инзова› Пушкин выучил одному бранному молдаванскому слову. ‹…› В день Пасхи 1821 года преосвященный Димитрий (Сулима) был у генерала ‹…› Димитрий подошел к клетке и что-то произнес попугаю, а тот встретил его помянутым словом, повторяя его и хохоча. Когда Инзов проводил преосвященного, то ‹…› с свойственной ему улыбкой и обыкновенным тихим голосом своим сказал Пушкину «Какой ты шалун! преосвященный догадался, что это твой урок». Тем все и кончилось[239].
А вот свидетельство о поведении Пушкина в церкви:
Митрополит часто приезжал с Инзовым на богослужение. Инзов стоит впереди, возле клироса, а Пушкин сзади, чтобы Инзов не видел его. А он станет, бывало, на колени, бьет поклоны, — а между тем делает гримасы знакомым дамам, улыбается или машет пальцем возле носа, как будто за что-нибудь журит и предостерегает[240]