Воровка фруктов (Хандке) - страница 148

Когда будущей романистке на пути через Вексенское плато встретились эти двое, голова ее снова, как и следовало ожидать, дернулась в сторону, причем, как обычно бывало на открытом, свободном пространстве, с гораздо большей силой, чем в деревне, вблизи домов; еще немного, и ей от такого разворота чуть ли не на сто восемьдесят градусов сломало бы шею (особый вид убийства). Но краем глаза, правда, опять же против ее воли и не так, как при обычном отворачивании, она все же уловила фигуры этих двух молодых людей, заметив их предвечернее движение по ее, старухиной, земле, по которой они шли, шагали, петляли, брели, неспешно, без видимой цели. «О юность, омолаживающая мир!» И, пройдя мимо них, поприветствовавших ее как положено, при том, что она сама оставила их приветствие без ответа, она обернулась – не против своей воли, а непроизвольно, – и посмотрела вслед удалявшимся, послав им вдогонку наконец свой ответ, который получился у нее еле слышным, неуслышанным. Когда-то в далекой молодости она однажды в одиночку, на каникулах, как сейчас, отправилась на поезде на юг Франции и ехала долго, ночь, день и снова ночь, так медленно двигались тогда по железной дороге поезда (а теперь: где оно, это «железо»?). В какой-то момент она заснула и потом, уже у самой цели, в Бордо? в Биаррице? в Латур-де-Кароль на границе с Испанией? очнулась, с головой на плече сидевшего рядом мужчины, незнакомца, солдата. Ни разу в жизни у нее потом не будет такого глубокого сна и такого прекрасного пробуждения. Приняться за историю одного убийства? Злоупотребить тишиной привольного пространства ради кошмара? Заставить его сжаться от ужаса? Не нужно никакой притаившейся жути. Нужно сокровенное вместо притаившегося. Как можно выдать тайну этих мест, этого ландшафта, и не только этого, и запросто продать ее ради какой-то «детективной истории»? Как можно осквернить и изуродовать такие места прокладыванием всех этих «ложных следов»? Бесконечная чушь. Убийца, не важно какой, убийство, не важно как совершенное: какая пошлость. А вот слепая агрессия… история одержимости насилием… беспричинной, беспочвенной… Какая-нибудь одержимая женщина… неслыханная история женщины, одержимой насилием… Боже ты мой, бывает же такое на свете… бывает же такое в жизни!

Дальше можно было видеть, как оба путника вcе идут и идут по петляющей светло-песчаной дороге среди в основном сжатых полей, навстречу темно-желтому, северо-западному небу, на котором только что отыграл закат. Издалека кажется, будто они продолжают сохранять ритм неспешного измерения, разве что чуть ускорившись. Но вблизи нетрудно заметить, что молодой человек выбился из ритма. В какой-то момент он вдруг заcпешил и стал идти торопливо. Сделав несколько медленных шагов, он переходил на более быстрые, почти на бег, чтобы потом снова ненадолго вернуться к старательно замедленному шагу. И подобранные ржаные колоски, которые он несет перед собой и которые, в количестве трех, повторяются на эмблемах этого края, размещенных на дорожных указателях, – даже они не помогают ему снова встроиться в прежний ритм.